ужасно хочу спать. День выдался… нервным. 
– Да… Спокойной ночи, Март.
 – Спокойной! – мужчина кивнул и тут же шмыгнул в темноту лестничного проёма.
   Глава 41.
  Глава 41
 Наступили дни плодотворной, но напряжённой работы.
 Ингредиенты у нас таяли на глазах. Мы выскребли все, что было у меня в погребе, а от “Красного ворона” не было никаких вестей. Но я не отчаивалась. Прошла всего неделя, а Лашон говорил, что на перевозку может уйти две…
 Мы подтянули пояса. Готовили лишь утреннюю партию, ровно столько, чтобы пекарня не закрылась.
 Кроме того, и от Штаймера не было никаких “вестей”. Время шло, но ни вызовов в администрацию, ни проверок, ни намеков на проблемы… Я даже воспрянула духом – может, всё наладится само собой? Но червячок сомнения подтачивал моё спокойствие изнутри. Мне казалось, что это затишье перед бурей, временная передышка, за которой обязательно последует удар.
 Я пыталась заглушить внутреннего крикуна, уговаривая себя: “Хватит накручивать! Префект, наконец, осознал всю глупость своих угроз!”. Однако голос, натренированный на выживание, настойчиво шептал: “Будь осторожна. Они просто ждут”.
 Да и мелочи, странные мелочи заставляли меня напрягаться. Март, после нашего ночного разговора на кухне, ещё больше замкнулся. Почти не разговаривал со мной, лишь кивал, бормотал что-то невнятное и старался поскорее уйти по своим делам. Когда я входила на кухню, он вздрагивал. Если мы оставались наедине, находил тысячу причин, чтобы уйти.
 – Ты не думаешь, что Март ведёт себя странно? – спросила я как-то Терес, когда мы раскатывали тесто.
 Подруга пожала плечами:
 – Он всегда такой, когда совесть мучает. Замкнётся в себе, ходит мрачнее тучи. Знакомое состояние.
 – Но в чём же вина-то? – не унималась я. – Дрова? То, что он ничего не сказал? Ерунда, мы уже все выяснили.
 Терес только вздохнула и продолжила работу.
 К концу недели я почти убедила себя, что всё в порядке. Что Март просто… ну, такой человек. Что Штаймер решил оставить нас в покое. Что мои страхи – всего лишь разыгравшееся воображение. Виктор… Наверное, Виктор всё же уехал. С одной стороны – отлично. Я могу вздохнуть спокойно – прошлое, наконец, оставило меня.
 С другой… Внутри то и дело пробивалось другое чувство – щемящее, неприятное. Чувство вины. За тот вечер… За то, что выставила его за дверь, не дав и слова сказать. Ведь то, что сделал Март… Виктор-то здесь совершенно ни при чём!
 Признаться самой себе было горько: да, я, как и Терес, среагировала слишком бурно, сгоряча, поддавшись гневу и разочарованию…
 Виктор уехал. Поняв, что снова связываться со мной бессмысленно. И это… к лучшему. Наверное.
 Всё текло привычным руслом, пока в одно утро дверь пекарни не распахнулась перед капитаном торгового судна. Его визит принёс долгожданные вести.
 – Госпожа пекарь, – обратился он ко мне, снимая шляпу, – капитан “Красного ворона” просил передать, что они смогут вернуться уже через три дня с полными трюмами товара.
 Эта новость всех так обрадовала, что мы с Терес даже обнялись посреди кухни, чего обычно не делали.
 – Нужно готовиться, – сказала я, чувствуя, как плечи расправляются от облегчения. – Будем печь с запасом, потратим все имеющиеся ингредиенты. Скоро у нас будет новая партия!
 Работа закипела с новой силой. Два дня пролетели в трудах и заботах. Я почти забыла о своих страхах, о Штаймере, о Викторе – всё отступило перед простой радостью работы и ожиданием скорого разрешения проблем.
 Домой я возвращалась выбившейся из сил, но это странным образом радовало. Наше дело не остановится! А может… совсем скоро, мы сможем нанять помощников и тогда получиться брать полноценные выходные!
 Всё наладилось! Наконец-то всё наладилось. И у меня даже остались деньги, которые дала мне Элизабет Штаймер. Можно купить одежду, платья – небольшие вещицы милые женскому сердцу. Начать ремонт дома в конце концов!
 Улыбнувшись, я заснула, как только голова опустилась на подушки…
 Меня разбудил колокольный звон. Я не сразу поняла, что происходит – звук был далёким, но настойчивым, тревожным. А после к нему примешались крики людей.
 Я села на постели. За окном плясали странные тени. Слишком яркие для ночи.
 Подбежав к окну, отдёрнула занавеску и застыла.
 Языки пламени взвивались к ночному небу. Оранжево-красное зарево окрасило снег в цвет старой меди. По улице бегали люди.
 В первую секунду мозг отказывался верить. Потом пришло осознание, болезненное, как удар под дых: это горит наша пекарня! НАША ПЕКАРНЯ!
 – Нет… нет-нет-нет! – я метнулась к одежде, натягивая на себя первое, что попалось под руку.
 Сердце колотилось так, что заглушало все звуки. Руки не слушались, дрожали, путались в рукавах. Ботинки никак не хотели налезать на ноги. А когда, наконец, удалось справиться с одеждой, я кубарем скатилась по лестнице и выбежала на улицу.
 Мороз ударил по лицу, но я почти не почувствовала его – жар от пожара ощущался даже здесь, за два квартала.
 Я бежала что есть сил, расталкивая прохожих. Задыхаясь, я остановилась только у оцепления – несколько мужчин с пиками не пускали любопытных ближе.
 – Пустите! – кричала я, пытаясь протиснуться между ними. – Это моя пекарня! Пустите!
 Меня пропустили. Пекарня на Соляной горела как факел – старое дерево, мука, масло… всё это превратилось в идеальное топливо. Мужчины с вёдрами уже оставили попытки потушить здание и лишь пытались не дать огню перекинуться на соседние дома.
 Я лихорадочно оглядывалась по сторонам, пока не услышала…
 – Март! МАРТ!
 Это была Терес. Женщина металась по улице, охваченная паникой. Её лицо было чёрным от сажи, волосы растрёпаны, на щеке – глубокая царапина. Она, казалось, не видела меня… Нет, она вообще ничего не видела!
 – Терес! – окликнула я её, и тут заметила какое-то движение в окне второго этажа пекарни. Там, в дыму и пламени, на мгновение мелькнула человеческая фигура.
 – Там кто-то есть! – я бросилась вперёд, но меня снова перехватили. – Пустите! Там человек!
 – Там никого нет, госпожа, – твёрдо сказал один из стражников. – Крыша вот-вот обвалится, никто бы там не выжил.
 – Но я видела…
 Договорить я не успела. Раздался оглушительный треск, и крыша пекарни обрушилась внутрь, подняв в воздух целый фонтан искр. Толпа ахнула. Кто-то из женщин закричал.
 Я упала на колени, не в силах оторвать взгляд от пылающих руин. Всё, что мы построили с таким трудом… Всё, во что я вложила свою душу, своё будущее…