Закончив, вернулась на кухню, где местами осталось прилипшее тесто. Методично, движение за движением, я соскребла его с пола. После, вынув из печи готовую залу, принялась за уборку всей пекарни. Протёрла пыль с полок, смела крошки, вымыл полы.

Работа отнимала силы, но дарила забвение, пусть и временное. Не думать о Викторе. Не думать о Штаймере. Не думать о пекарне и её судьбе. Просто двигаться, делать что-то полезное, ощущать усталость в мышцах.

Уже вечерело, когда я закончила. За окнами сгустились сумерки, а улицы опустели окончательно. Пора было возвращаться домой, но вдруг со стороны заднего двора донеслось ржание.

Кони? В такое время?

Следом послышался стук в калитку – негромкий, но настойчивый.

Сердце тревожно сжалось. Кто бы это мог быть?

Натянув на плечи шаль, я осторожно вышла во двор. Подойдя к калитке, прислушалась.

Голоса. Мужские. И один из них я узнала!

Поколебавшись, отодвинула щеколду. Калитка со скрипом отворилась, и я увидела Марта. А рядом с ним стояли сани, доверху наполненные дровами…

Глава 40.

Глава 40

Мне не хотелось пускать его в дом. Упереться рогом и не пускать Марта на порог! На него я злилась больше, чем на Виктора! Хотя, казалось бы, куда уж больше.

Мужчина не смотрел мне в глаза. Лишь изредка мялся, переступая с ноги на ногу.

– Ну?! – резкий, хрипловатый окрик сорвался с саней. – Чего замёрзли там? Я вот замёрз! Кони-то устали как собаки! Отдохнуть им пора! Вы гляньте только, что творится!

Седобородый возница, весь покрытый инеем, словно дед-мороз из страшной сказки, злобно кутался в свой жиденький, промёрзший полушубок, тыча варежкой в завьюженную темноту.

– Отец-то какую пургу нагнал! Чистая погибель!

Кони, будто в подтверждение его слов, дружно и нетерпеливо заржали.

– Д-дрова… – выдавил из себя Март.

Он всё также избегал моего взгляда, уставившись в сугроб.

– Сегодня… съездил. У нас ведь совсем не осталось.

Я невольно обернулась, бросив ершистый взгляд на поленницу. Там и правда лежало не больше десяти дров.

Ну вот, какого чёрта? Почему Март ничего не сказал? Просто взял деньги и укатил! Что за детский сад?!

И в этот самый момент за спиной скрипнула дверь. На пороге возникла Терес. Не просто вышла – явилась. И не с пустыми руками. В её крепко сжатой ладони поблёскивала в слабом свете массивная деревянная скалка.

Мне даже стало жаль Марта. Но жалость испарилась так же быстро, как пар на морозе.

Я тактично, но решительно отступила в тень, буквально прилипнув к забору. Вмешиваться в эту семейную драму? Нет уж, увольте! Пусть сами разбираются.

– Да я все глаза выплакала, сукин ты сын! – вскрикнула Терес, треснув Марта по предплечью.

Старик в санях судорожно съёжился, будто удар пришёлся по его собственной иссохшей коже. На лице Марта отразилась только одна эмоция – смирение.

– А что мне оставалось? – глухо пробурчал он. – Шатаюсь по пекарне, как неприкаянный дух. Убери… подай… принеси. А толкового сделать ничего не могу. Где же это видано, чтобы бабы управляли делом?

– Да эти бабы подняли пекарню со дна! – взорвалась Терес, размахивая скалкой так, что старик снова вжал голову в плечи. – Когда ты, мужик, искал утешение на дне бутылки!

– Ну, прости меня, прости, – забормотал Март едва слышно. – Слабый я духом, и не со зла ведь… Сколько ещё мне прощения просить?

“Сколько ни проси” – пронеслось у меня в голове, – “… а всё равно этого будет мало”.

Терес поджала губы и опустила скалку. В её глазах промелькнуло что-то похожее на стыд – ей и самой стало неловко.

Пора было брать ситуацию в свои руки, пока напряжение не разорвало этот хлипкий мир.

– Давайте-ка разгрузим , – сказала я твёрдо. – Ночь на дворе.

Терес и Март переглянулись, и между ними будто проскочило молчаливое перемирие.

– Верно говоришь, – проворчал старик с телеги. – Кони застынут, а мне домой ещё добираться.

Мы принялись таскать дрова, часть в сарай, часть сразу на кухню к жаждущей печи. Работа шла в молчании. Но это молчание было не враждебно-колючим, а умиротворённым, усталым, общим.

Примерно через полчаса работа была выполнена. Возница крякнул на прощание, после чего взмахнул вожжами. Лошади фыркнули, и сани, скрипя полозьями по снежному насту, растворились в кружащейся мгле.

– Оставайся сегодня у нас, – прошептала Терес, легонько коснувшись моего плеча, пока я стояла у окна, вглядываясь в непроглядную темень за стеклом. Погода бушевала так, что даже свет фонарей глох в сплошной стене снега, ледяного дождя и боги ведают чего ещё.

– Не знаю… Шторм дома один.

– Твой конь умный. С ним ничего не случится. И чужих к себе не подпустит, – успокоила меня Терес.

Верно. Шторм соображал лучше меня… Пожалуй, даже лучше всей городской администрации, вместе взятой.

Я молча кивнула. Терес улыбнулась в ответ и неспешно поднялась на второй этаж за матрасом. Постелили мне прямо на кухне. Здесь было тепло, даже душно – печь, растопленная заново, дышала жаром. Но мне не спалось. Сон никак не шёл.

Тихо поднявшись, зажгла небольшую свечу и устроилась за столом, чтобы перебрать сухофрукты для завтрашней выпечки.

Мысли всё время возвращалась к Марту и его странному поступку. Дрова нам были нужны – тут не поспоришь. Но почему он ничего не сказал Терес? Мужская гордость разыгралась? Решил, что справится в одиночку? Зачем ему говорить о таком пустяке “глупой бабе”! Только вот… Не верю. Кажется, Март не стал бы так поступать. Или я совсем не понимаю мужчин, или…

Скрип половиц заставил меня вздрогнуть. В дверном проёме кухни появился Март. Он был взъерошен, в ночной рубахе.

– Прости, что напугал, – пробормотал мужчина. – Я просто… водички хотел попить.

Я молча встала, подошла к ведру и зачерпнула полный ковш холодной воды.

Март взял ковш обеими руками и жадно припал к нему. Он пил долго, причмокивая, уткнувшись в дно, будто хотел спрятаться в этом простом действии.

– Спасибо, – тихо произнёс Март, протягивая опустевший ковш.

Я взяла его и повесила на крюк. Март уже развернулся, чтобы уйти, когда слова сами сорвались с моих губ:

– Постой!

Мужчина замер неестественно резко.

– Что произошло?

– А что произошло? – нервно усмехнулся Март.

– Ты ведь чего-то не договорил.

– Я всё рассказал. Прости, но я