Голос сорвался, и она закашлялась. А когда смогла продышаться, злое, застящее глаза чувство схлынуло, оставив только леденящий ужас от собственного срыва и его последствий.

— То есть… — Ольша лихорадочно искала оправдания и снова вонзила ногти в предплечье, — я имела в виду…

Но Брент смотрел на неё спокойно. И сказал ровно:

— Я всего лишь хотел напомнить, что при роте есть медичка, она могла бы на тебя посмотреть. А в Рушке будет аптека. Подумай, ладно?

Глава 9

Ольша подумала.

Потом подумала ещё раз, и ещё, и ещё немного. А вечером, после скудного ужина — они доехали до посёлка, когда на него только-только упала ранняя темнота, — поймала Брента, спросила у него разрешения отойти и отыскала медичку.

Она была немолодая, дородная и очень безразличная, что почему-то показалось Ольше успокаивающим. Лечить прибившихся к поезду спутников она вообще-то была не обязана, и сбивчивые ольшины объяснения слушала безо всякого выражения. Стояла у забора, шумно затягиваясь дымом и пожёвывая самокрутку.

— Давно? — она так и смотрела куда-то вдаль, пока Ольша вгоняла ногти в нежную кожу предплечья.

— Недели две… может, две с половиной. Не помню точно…

Медичка покачала головой, сплюнула и метнула бычок в сугроб.

— Ну пойдём. Зовут тебя как?

— Ольша…

Посёлок был совсем небольшой, и гостевого дома, пусть даже маленького, в нём не было. Зато местные охотно теснились в домах, уступая роте комнаты и чердаки, и кормили со своего стола, просто, но от души. Расплачивался за всех Горлем, с местным старостой он говорил, как со старым знакомым.

Медичку разместили в бане. Протоплена она была не слишком щедро, зато внутри вкусно пахло можжевельником. Женщина шикнула и помахала руками на устраивающихся в комнате людей, изгоняя хозяйственниц и огневичку из будущей смотровой, вынула из сумки инструменты, сняла с печи чашу с кипятком.

— А чего стоим? Ты раздевайся.

Ольша прикусила губу и принялась стягивать ботинки.

На вид медичка была грубовата, но действовала аккуратно и причиняла боли не больше нужного. И всё равно Ольша исщипала себе все руки, а в уголках глаз собрались стыдные мутные слёзы.

— Сейчас потерпи… да, неприятненько, а ты что думала? Вот тут почистить надо, а без ниток обойдёмся. В целом ничего страшного, свищей я не вижу, всё мелкое, да и было бы крупное — ты б давно от сепсиса загнулась. Ну, ну, почти всё уже, расслабься. Расслабься, я кому говорю! Здесь сосудик бы прижечь, сама сможешь? Я направлю.

Ольше уже приходилось применять стихию к ранам, — больше к чужим, но и к своим тоже. Каждый раз незабываемые впечатления, искры из глаз.

— Ну вот, всё обработали. Заживает плохо, потому что нужны чистота и покой. Питаться получше, витамины, хорошо бы постельный режим, но куда нам с этим, да? Мыться прохладной водой, не тереть, промакивать. Бельё кипятить и менять каждый день, лучше дважды. А так ещё неделька — и зарастёт потихоньку, оно бы и раньше зажило, если бы не гематома вот здесь. Кости все целы? Ушибы, ещё что?

— Поджило уже вроде…

— Ну, ладно. Сбор тебе дам из травок, две столовых ложки на кружку, и на ночь, он укрепляющий, чтобы зараза всякая не пристала…

Медичка говорила и говорила, спокойно, дельно, с необидной усмешкой. Что-то объясняла, что-то советовала, а сама закладывала инструменты в металлическую коробочку и ставила кипятиться, убирала в коробку склянки, тщательно мыла руки. Ольша кивала, как болванчик, хотя давно запуталась в инструкциях. Её всю трясло: не столько от боли или страха, сколько от самой ситуации, от этих прикосновений и от усталости. Тянущее, выматывающее ощущение внизу успокоилось, но так и не ушло до конца и напоминало о себе при каждом движении.

«Ничего страшного», так она сказала. Это, выходит, Ольша — мнительная неженка, можно было и потерпеть, как терпят женщины, чьи мужчины не умеют или не хотят держать себя в руках. Но противная склизкая боль так и не прошла за много дней, внутри что-то тревожно пульсировало, а каждый поход в кустики сопровождался пронзающей резью.

— …вдруг жар или потечёт странное, сразу к медику. И поберечься. Мужикам не давай!

— Это если он спрашивать будет, — пробурчала Ольша, украдкой вытирая глаза.

— Кто?

— Ну…

Ольша отвела взгляд. Озвучивать это было неловко: пока что Брент не сделал ей ничего плохого, только хорошее, а что смотрит чуть внимательнее, чем надо, — так это и не преступление.

— Не, — медичка отвергла эти подозрения без всяких размышлений, — даже не думай, Брент нормальный мужик. Я его со Стены знаю, он котят не топит.

— Котят?..

Медичка посмотрела на неё с усмешкой. Что бы, мол, ты понимала в котятах!

Кроме травяного сбора она сунула Ольше в руки располовиненную бумажную упаковку с марлевым бинтом. Не такая она и безразличная, вовсе и наоборот. Добрая, даже странно, армейские медики обычно всё равно что из стали сделаны. А здесь видно, что жалеет.

Очень хотелось плакать, но Ольша запихивала в себя зряшные эмоции изо всех сил, пока не прорвались. Если начнёт сейчас рыдать, неизвестно, когда остановится.

— А можно уже посмотреть, не… то есть… от этого ведь тоже дети бывают.

— Я тебе как должна это понять, наложением рук? А для средств на всякий случай тут уже так-то поздно. Если недели за три женские дни так и не начнутся, обратись к доктору. Только к медику, а не к какому попало коновалу, слышишь меня? И без самодеятельности!

Ольша кивнула. Потом уняла трясущийся подбородок и кивнула ещё раз. Только бы обошлось, ну пожалуйста, пусть здесь повезёт, не так ведь велики шансы. О других вариантах и думать страшно. Избавляться от собственного ребёнка — горько до боли, но и носить его после такого — невыносимо.

— Спасибо, — хрипло сказала Ольша, поправляя одежду и зябко обнимая себя руками. — Сколько я вам должна? Сбор, марля, и вообще…

Медичка хмыкнула.

— Давай горло твоё всё-таки посмотрю. А то зря я, что ли, взятку приняла пирожками!

Глава 10

— Спасибо, — неловко сказала Ольша, расстилаясь на полу чердака.

— М?

Брент передвигался по