Глава 7
Ясень терпеливо ждала в своем укрытии, тревожно прислушиваясь к окружающим звукам, только по-прежнему повсюду — могильная тишина. Девушка и не помнила, когда ночи в их городке не были хладными, сырыми и пропитанными безнадегой, не помнила то время, когда в полуночие пели птицы, иная живность, и слышались хоть какие-то звуки. Кажется, того не было никогда.
Отсчитав десять минуток, Ра вновь осторожно выглянула из-за угла на оконную раму. Не заметив ничего странного, девушка сделала несколько аккуратных шагов вбок, чтобы ее не было видно из окна барака, накинула на голову пропитанное влагой от травы покрывало и поспешила во флигель. Девушка успела сделать всего пару шагов, когда туман вокруг всколыхнулся, будто разом ожив, окутал плотным коконом хрупкую фигурку, Ра пронзило множеством противных иголочек страха.
…Один осторожный шажок. А туман все густел, превращаясь в вязкую пелену.
— Ясе-е-е-нь… — хриплый протяжный, пробирающий до костей потусторонний шепот.
Крепче сжали непослушные девичьи пальцы грубую ткань импровизированной накидки.
— Ясень… Ясень-Ра…
Ясень прикусила щеку, сдерживая рвущийся из груди всхлип.
— Куда же ты, Ясень? Иди ко мне… Иди на мой голос…
Осенив себя обережным жестом, после которого девушке стало чуть легче дышать, Ясень уже не таясь припустила к флигелю.
— Ясень! — двоящийся, сочащийся яростью голос, — и тут же нежно: — Не убегай. А как же мы? Иди, иди к нам, Ясюшка. Твое время пришло…
— Ага, как же, — выдохнула девушка и, рывком распахнув незапертую дверь домика, влетела в него, за считанные секунды оказываясь в своей кровати под одеялом.
Зов прекратился, словно его не было. Плавно дыша, усмиряя трепещущую в пятках душу, девушка еще несколько раз осенила себя защитными знаками. Пусть она не особо-то верила, что подобные знаки могут хоть чем-то помочь против нечисти и местных легенд, только когда в особенности плохо или страшно — обратишься к ним, даже если ты глубоко неверующий человек.
Немного успокоившись, Ясень подтянула подушку к изголовью кровати и, предварительно побив ее кулаком, устроилась на ней полусидя. Итак, что же это выходило? Агнешка-Хтон точно обращалась к зову гадальных зеркал, к чернокнижному зеркалью. Тот лютый зов — ее рук дело? Как же теперь поступить? Согласно правилу лорда, Ра обязана выдать Агнешку, рассказать, что видела, и представить девушку на Генесовский суд, а ту неминуемо ждет сожжение. Ясень не сомневалась: хозяин Заводи сдержит свое слово.
Ра не считала, что она обязана молчать по той причине, что Хтон спасла ее от давки. Все же Ясень понимала прекрасно: знай Агнешка, какую должность посулили Ясень, и пальцем не ударила, чтобы вытащить ее из-под мужицких сапог, верней, еще и сама бы наподдала, чтобы уж задавили Ра наверняка.
И все-таки, неразумную горожанку Ясень немножечко жаль, в то же время, ей было весьма интересно, что же такого просила у леди Агнешка, какой повод вынудил ее пойти на столь отвратительно-отчаянный шаг.
Неужели сам Аид-Генес? Жажда его любви и внимания? Глупости. Леди никак не может заставить кого бы то ни было полюбить; на лучший случай, устроить жертве весомые неприятности, на худший — убить.
Только мало кто знает о существовании еще одной легенды о черной леди. Ясень и сама не понимала, откуда она ведает об истинной легенде.
Изначально, очень много лет назад, задолго до террора над городом, леди величали — пико́вая дама, а все потому, что некий и некогда могучий чернокнижник с помощью пиковой масти и гадальных карт призвал в этот мир потустороннюю злобную сущность на стражу его интересов. Дама карала всех неугодных чернокнижнику, отнимала души, забирала тайны, несла хаос и раздор. Долго те мучения продолжались, пока однажды чернокнижник не умер, а дама осталась без кукловода. Только после смерти своего хозяина и она перестала убивать, исчезла на долгие столетия, пока ее не призвали обратно в наш мир. Кто был тем призывателем — легенда умалчивает, но и отзывалась дама далеко не всем, а только тем, кто свободен от меркантильности, зависти и тяжелых грехов. И ходит дама по миру в чернильном одеянии, исполняя волю призывателя до тех пор, пока в полной мере не исполнит его волю или он сам ее не остановит. Вот так.
Оставшуюся ночь Ясень провела без сна. Поутру девушка твердо решила сразу рассказать о ночном происшествии лорду. Поднявшись с отходом тумана, Ра приоделась, не забыв повесить на грудь почтовую сумку, и уже было собиралась уходить, как в дверь постучали; а на пороге, с ласковой улыбкой — сама Агнешка-Хтон, в руках зеркальницы металлический поднос, накрытый крышкой.
Машинально отступив вглубь комнатки, Ра вопросила сухо, сдерживая внутреннюю гадливую дрожь:
— Чего тебе, Агнешка?
— Неласково ты, Ясень, — горожанка без приглашения ступила в нутро помещения, оглядываясь с интересом да нескрываемой завистью. — Я пришла к тебе за примирением. Негоже нам как подругам лаяться почем зря. Выпьем чаю? Какой любишь? Я сготовила ягодный, цветочный и пустой.
— Некогда мне чаи распивать, Агнешка-Хтон, меня ждет лорд, люд с весточками и почтовые конверты.
— Что же ты так грубо со своей спасительницей, Ясень? — прищурилась Хтон, водружая поднос на маленький столик. — Я к тебе с благими намереньями, а лорд еще спит, точно тебе говорю. Слышала, как Донна-Ё, его личная горничная, о том говорила.
Ясень-Ра угрюмо нахмурилась, покосилась на поднос с подозрением. Агнешка проследила за взглядом подруги и состроила просительную гримасу:
— Решайся, Ясень, в темные времена плохо иметь врагов, только друг в смутное время протянет руку помощи. А к лорду успеешь еще. Мы недолго.
Ра колебалась. В словах Агнешки была толика истины. Почему бы и не разделить с нею чаю, заодно прямо поговорить о ночном происшествии? Ясень не была наивной, понимала: то, как чернокнижием, другим не объяснишь, но, возможно, ей удастся уговорить горожанку самой признаться в грехе Генесу, вдруг тот смилостивит наказание, если Хтон сама явится к нему с повинной.
— Хорошо, — наконец вымолвила Ясень, и Агнешка довольно захлопала в ладоши. — Ты права, негоже нам, городским, быть врагами. Одним воздухом с рождения дышали, дышим и сейчас. Не время разводить склоки, когда над городом властвует мор и леди.
— И я о том.
…Ясень отвернулась, опуская на постель почтовую сумочку; она не видела, как изменилось доброе выражение лица горожанки на кровожадно-удовлетворенное, злобное да предвкушающее.
Ра и мысли не допускала, что «подруга» приготовила ей не только чай, но и страшную участь.