Лавка, в которой мы очутились, была разгромлена, сохранилось лишь несколько полок с оплавленными свечными огарками и какими-то колбами. Прилавок, письменный стол и огромный стеллаж были по, всей видимости, разрублены топором, который валялся тут же, засыпанный щепками и прочим мусором.

Единственное целое окно почти не пропускало солнечный свет, редкие лучи которого подсвечивали свисающие с потолка огромные паутины.

Прямо за покосившимся шкафом мы нашли висящую на одной петле дверь, ведущую в жилую часть помещения. Первой комнатой оказалась мастерская Алекса Рейна по изготовлению свечей. Здесь тоже всё было буквально уничтожено разъярёнными горожанами: два стола, станок и несколько шкафчиков были беспощадно разбиты, а пол толстым слоем устилали растоптанные чьими-то тяжёлыми сапогами, свечи вперемешку с исписанными бумагами.

По всему видно, трудился Алекс много. Мне даже стало его искренне жаль. Как, оказывается, бывают страшны и не предсказуемы случайные встречи с незнакомыми людьми...

Пройдя чуть дальше, мы очутились в небольшой столовой с перебитыми окнами, оборванными портьерами и разбитым сервантом.ь У большого овального, по всему видно некогда дорогого стола были зверски отбиты две ножки, стулья с красивыми витыми спинками также валялись без ножек в груде битой посуды и стекла.

– Господи, неужели не единой табуретки не осталось не тронутой? – горечь от того, что всё моё наследство кто-то уже давно уничтожил, не думая, что это может кому-то когда-то пригодиться, буквально разрывала мне сердце.

С подступившими к глазам слезами я осматривала метр за метром своего нового дома. Остальные комнаты были один в один похожи на предыдущие. Разве что менялись габариты изувеченной мебели, да и рана в душе разрасталась всё больше и больше, заставляя ненавидеть каждого ансорца, так жестоко расправившихся с имуществом дяди.

– Бедный Алекс, неужели всё это произошло ещё при жизни бедняги? – вздохнула я, заглядывая в хозяйскую спальню. – Как, наверное, больно ему было видеть этот бедлам.

Умер ли он своей смертью, или был беспощадно растерзан обезумевшей толпой? Эта мысль, промелькнувшая в моей голове ещё в первые минуты пребывания в особняке, не давала покоя. Вик ничего не сказал об этом, как не сказал и о могиле моего родственника.

Мечтая куда-нибудь присесть, а ещё лучше прилечь, я метр за метром осматривала свои новые владения. Направляясь сюда я и не мечтала о несметных богатствах и серебряной посуде, но и полностью разрушенный особняк увидеть тоже не ожидала. Ещё обиднее было то, что напавшие на «Свечу Алекса» не оставили целым совершенно ничего. Лишь в дальней комнате чудом уцелел старый, грязный матрас, на котором вольготно себя чувствовал большой рыжий кот. Сюда же упала и я, окончательно обессилев.

Глава 9

Кажется, не успела я сомкнуть глаз, как меня уже кто-то пытался разбудить.

– Мама, мамочка, проснись! – сквозь рваный сон ворвалось в моё сознание, а маленькие ручонки изо всех сил трясли меня за ноющее плечо. – Становится темно, и мне очень страшно.

– Что ты, милая, день в самом разгаре. До заката ещё несколько часов, – не желая возвращаться в разрушенную реальность, сонно пробормотала я.

– Ты очень долго спишь... Я кушать хочу, – хныкала девочка.

Последние слова моментально вывели меня из дрёмы. Эта крошка и без того настрадалась, уж голодать то я ей точно не позволю. Как говорится, не в мою смену!

Открыв глаза, я с удивлением поняла, что проспала несколько часов, даже не перевернувшись на другой бок. Усталость почти прошла, если бы не боль во всём теле, чувствовала бы себя вполне прилично.

Солнце действительно уже катилось к закату и на особняк спускался вечерний сумрак. Понимание этого подействовало на меня, как удар током. Юми всё это время просто сидела в этом бедламе и ждала, пока я проснусь. Господи, какая же я эгоистка!

– Прости, малышка, сейчас я тебя покормлю, – открывая корзину с провизией, выпалила я.

Расстелив рядом с собой небольшую матерчатую салфетку, выложила на неё пару кусочков хлеба, сыр и немного вяленых томатов. Этим и поужинали, запив парой глотков графского кваса, в очередной раз вознося хвалы вороватой поварихе.

Выделила я немного снеди и тощему рыжему коту, поглядывающему на нас с дочкой с неким укором, мол, сами едят, а мне не дают. Он гордо восседал на почтительном расстоянии от нас, настороженно наблюдая за каждым нашим движением, словно опасаясь, что его прогонят с давно обжитой территории.

Рассиживаться было некогда, и я быстро убрав недоеденный кусочек хлеба обратно в корзину, решила расчистить хотя бы один угол, в котором планировала оборудовать импровизированную постель. Не спать же ребёнку в этой грязи!

Первым делом я вывесила грязный матрас через окно и принялась колотить его первой попавшейся палкой. Пыли было столько, что снаружи тот час же образовалось довольно внушительное серое облако, которое к моей радости быстро развеял небольшой свежий ветерок.

Старинный шкаф, давно лишившийся одной из ножек и правой дверцы, был единственной более менее уцелевшей мебелью, внутри которого я с облегчением обнаружила несколько простыней, полотенце и кусок мыла.

– Красивый, – протянула Юми, проведя ладонью по покосившейся лакированной дверце.

В похожем, стоящем в детском комнате в графском доме девочке приходилось периодически прятаться от отцовского гнева, а потому и этот шкаф был для неё чем-то вроде крепости.

– Мы обязательно его починим, обещаю! – выволакивая из комнаты обломки кровати, пообещала я.

Весь хлам постепенно переселился в угол небольшого холла, который при более благоприятных условиях вполне мог бы служить гостиной. Более мелкий мусор я, как смогла сгребла в сторонку, используя небольшую тонкую дощечку.

На расчищенное место бросила немного проветрившийся матрас и застелила его пожелтевшей простынёй. Всё же лучше, чем ничего.

Время было поздним, солнце окончательно спряталось за высокие горы, погрузив весь Астор во тьму. Юми практически засыпала, и я, быстро сняв с неё платьице, уложила дочку на импровизированную кровать, укрыв шалью. Сама прилегла рядом, подложив под голову узел с вещами.

– Мамочка, а его сиятельство не найдёт нас здесь? – прижавшись ко мне всем тельцем, сонно спросила малышка.

– Не найдёт, – успокоила я её, поцеловав в макушку. Я очень надеялась, что не обманываю перепуганного отцом ребёнка, да чего уж греха таить, и себя тоже.

Девочка мирно засопела, и по моему израненному телу, подобно сильнейшему лекарству, разлилось невероятное тепло.

Как, оказывается, чудесно быть мамой!

Мне стало искренне жаль молоденькую графиню, погибшую от руки престарелого изувера,