страшных Лайвли?
— Привет.
— Брат послал меня. Сказал, возьми для него красное яблоко. — Голос у него хриплый, слова растягивает.
— Сам взять не мог? — парирую.
Аполлон пожимает плечами:
— Сомневаюсь, что тебя это особо напрягает. Ты и так глаз с него не сводишь.
Я уже готова огрызнуться, но Аполлон криво усмехается, кивает и уходит, будто ничего и не было.
Я упрямо не смотрю на Хайдеса. Всё время пялюсь на затылки впереди, пока не подхожу к раздаче. Беру одно красное и одно жёлтое яблоко и иду к столу Лайвли.
Останавливаюсь, замечая, что там и Гермес. Они оба смотрят на меня так, что я на секунду забываю, как ходить. Подхожу, бросаю яблоко Хайдесу — он ловит, несмотря на мою отвратительную меткость.
— Пожалуйста.
— Я не говорил «спасибо».
Гермес переводит взгляд с меня на брата и обратно, улыбаясь.
— Должен был, — возражаю я. Перекатываю своё яблоко в руках, не зная, уйти ли мне или остаться.
Хайдес смотрит на мой фрукт, лоб хмурится:
— Ошиблась.
Я закатываю глаза. Эта чёртова фраза.
— И в чём теперь моя ошибка?
— Красные самые лучшие, — объясняет он, глядя на своё яблоко, будто это Святой Грааль.
— Ни одно яблоко не «лучшее». Потому что как фрукт он так себе.
Гермес тяжело вздыхает, поднимается. Берёт чёрный рюкзак, закидывает на плечо.
— Увидимся позже, Хайдес. И с тобой тоже, конфетка.
Я смотрю ему вслед, пока он не исчезает за дверями столовой. Тыкаю пальцем в пустоту:
— Он только что назвал меня…
Хайдес едва слышно фыркает:
— Гермес клеится ко всем, кого считает красивыми. У него нет тормозов, когда речь идёт о том, чтобы снять штаны.
Я должна бы возмутиться от его слов, но вместо этого смеюсь.
Хайдес откусывает яблоко и указывает на место напротив себя:
— Стулья вообще-то придуманы, чтобы на них садиться.
— Довольно двусмысленный способ пригласить меня за компанию. — Но я всё же опускаюсь на стул.
Несколько минут мы молчим, только смотрим друг на друга. Он делает ещё четыре хрумкающих укуса, и звук его зубов по мякоти начинает действовать мне на нервы.
Наконец он сам нарушает тишину:
— Почему тебе больше нравятся жёлтые яблоки?
— Потому что они самые сладкие и у них хорошая текстура.
— Что значит «хорошая текстура»?
— Красные — мучнистые. И сок из них хуже.
Он хмурится:
— Неправда.
— Правда.
— Нет.
— Хайдес, это просто яблоки.
Он улыбается:
— В моей семье — нет.
Ах да. Его семейка, помешанная на греческой мифологии.
— Есть фрукты получше, — заявляю я, надеясь закончить этот спор.
Он склоняет голову набок, держа яблоко в сантиметрах от рта:
— Например?
— Вишня.
Он морщится:
— Слишком мало мякоти. И косточка всё портит. Дальше?
Я колеблюсь. Мы правда обсуждаем фрукты?
— Арбуз.
Он будто обдумывает ответ.
— Хорош, но и там косточки мешают. Да и чем дальше ешь, тем больше теряется вкус. — Он делает жест рукой: продолжай.
— Гранат.
Что-то меняется. В его осанке, во взгляде. Он откладывает красный плод на пустую тарелку и наклоняется вперёд:
— Ты серьёзно?
Господи. Что я такого сказала? Я смотрю на него, пытаясь показать, что без понятия, в чём проблема.
Хайдес откидывается на спинку стула, но не сводит с меня глаз:
— Ты ведь не знаешь миф про Аида и гранат? Когда бог похитил Персефону и увёл её в подземный мир, мать, Деметра, в отчаянии после долгих поисков наконец узнала её судьбу. Обезумев от горя, она решила отомстить богам — и сделала так, что на Земле больше ничего не росло. Наступила вечная зима. Люди гибли от голода, а боги лишались жертв. Тогда Зевс послал Гермеса уговорить Аида вернуть Персефону. Но прежде, чем отпустить её, он заставил возлюбленную съесть шесть зёрен граната. И с тех пор, раз вкусив пищи в царстве мёртвых, Персефона была обязана каждый год возвращаться туда на несколько месяцев. Поэтому Деметра вернула весну и лето людям лишь на то время, что дочь проводила с ней, а осень и зима доставались Аиду.
Я могла бы сказать многое — или хотя бы изобразить, что меня впечатлил его рассказ. Но из моих уст вырываются всего четыре слова:
— Ты, конечно, странный.
Я жду, что он обидится. Но он вдруг хрипло усмехается. Кивает на моё жёлтое яблоко:
— Дай укусить.
Что?
— Нет. Оно моё.
Он застигнут врасплох. Приоткрывает рот — и закрывает. Потом откидывает голову назад и начинает смеяться. Смеётся так громко, что люди вокруг оборачиваются. Даже те, кто не поворачиваются, всё равно знают, что смеётся он.
И не собирается останавливаться. Теперь на нас смотрят и Ньют, и Джек, и Лиам.
Я наклоняюсь к нему ближе:
— Ты можешь объяснить, какого чёрта тебя так развеселило?
Хайдес резко обрывает смех, снова впадая в очередной перепад настроения:
— Мне понравился твой ответ.
Движение слева заставляет меня резко обернуться. Ньют машет рукой в воздухе. По губам легко прочесть слова — и пусть я не мастер чтения по ним, но уверена: «Убирайся оттуда».
Впрочем, мне и самой уже не хочется продолжать этот странный разговор. Стоит мне сдвинуть стул, Хайдес делает то же.
— Завтра вечер открытия игр.
— И что?
Он больше ничего не добавляет.
— Хочешь знать, приду ли я? Скажи прямо.
Он поджимает губы:
— Мне неинтересно.
— Отлично. Тогда увидимся.
Я отворачиваюсь, но не успеваю сделать и шага, как слышу за спиной:
— Но ты придёшь?
Я улыбаюсь:
— Очень вероятно.
Я иду к выходу, чувствуя себя героиней фильма, у которой наступил звёздный момент. Но стоит мне схватиться за ручку двери, как что-то едва касается плеча.
Снова он. Хайдес. Протягивает жёлтое яблоко, которое я оставила на столе.
— Спасибо, — бурчу. На самом деле есть его мне совсем не хочется.
Он остаётся стоять, не двигаясь, и я не понимаю, чего добивается.
— Ты знаешь дорогу до общаги или опять потеряешься?
— Вообще-то я больше не теряюсь, если ты не заметил. — Но говорю я не об этом. С тех пор, как Лиам взял на себя роль моего личного GPS, я больше не оказывалась у той лестницы, где впервые встретила Хайдеса.
— Заметил. Ты даже мимо западного крыла не проходила. — Его лицо дёргается, и я понимаю: он не хотел этого говорить.
— Ага. Лиам меня водит по Йелю.
— И тебе это нравится?
Я щурюсь, словно пытаясь рассмотреть что-то слишком далёкое.
— На самом деле нет. Я бы лучше потерялась в джунглях, чем терпела его болтовню.
Как по заказу, за спиной у Хайдеса появляется Лиам.
— Простите, — окликает он. Хайдес поворачивается к нему, смерив взглядом. — Хейвен, тут всё