– Говорила, он сказал, что вам нужно выходить на работу.

Зоряна устало прикрывает глаза, уголки её губ ползут вниз, а морщины на лбу становятся особенно глубокими. Она даже сегодня не может отдохнуть и приятно провести время. Нас обеих терзает завтрашний день.

– Норд сказал, что он будет искать способы сделать производство безопасным. И даже хочет найти новых работников вместо женщин. Но на это уйдёт год…

– Год? – горько усмехается Зоряна и фыркает: – Никто из местных не пойдёт работать на фабрику. И гибельник они собирать не будут, потому что он растёт на границе с Навью – все испугаются. Да и, сама понимаешь, работу в землях безмужних будут считать позором. Таких людей будут клеймить… Норд ещё не знает с чем столкнётся. Мы словно прокажённые для местных.

Моя подруга поворачивает голову и смотрит на старых дев, которые стараются держаться группками. Я только сейчас подмечаю, что женщины их сторонятся, отводят в сторону детей. Мужчины смотрят либо с презрением, либо с тем плотоядным интересом, от которого мурашки по коже.

– А если кто-то из старых дев сбежит? – озвучиваю я свою мысль.

Сейчас здесь нет высокого частокола, огораживающего земли безмужних. Нет надсмотрщиков и стражников.

– Беглянка доставит Дарине особую радость. Наставница высечет её прилюдно, а затем старую деву казнят. Раньше часто пытались бежать, да и сейчас изредка. Но ни одна не ушла, – отвечает Зоряна. – Так что, завтра всё в силе? Да будет протест! На фабрику мы не войдём, травиться не будем!

Я закусываю губу, чувствуя странную нерешительность и коря себя за это чувство.

Это всё Рагнар! Почему я вдруг начинаю чувствовать вину перед ним за то, что мы сделаем завтра? Я ведь просто хочу выжить и помочь товаркам по несчастью. Неужели я всё-таки растаяла из-за его поведения по отношению ко мне настоящей?

Нет. Я должна быть твёрдой, как кремень. Дракон бы не размяк, как я. Он бы использовал всё для достижения своей цели.

А у меня теперь аж две причины вырваться из-под гнёта местных традиций и предубеждений.

Сын и дочка.

– Сделаем всё, чтобы люди поняли – больше за счёт здоровья старых дев они наслаждаться сытой жизнью не будут, – твёрдо отвечаю я, глядя Зоряне в глаза.

Норд будет в бешенстве.

Пока мы с Зоряной идём обратно к Есении и Орму, она мне рассказывает, что Рада не смогла прийти на ярмарку, потому что заболела. У неё слабость, ей тяжело дышать, лекарь Хаук осмотрел бедняжку, и он буквально убеждён, что дело в ядовитых парах фабрики, которыми она дышала годами. А похолодание всё усугубило.

Это ещё больше укрепляет во мне мысль, что мы с Зоряной поступаем правильно, не ожидая подачек от Рагнара, а борясь за жизни старых дев здесь и сейчас.

Есения совсем расцвела, строя глазки молодому воину. Я знаю, что Радик с тех самых пор, как мы его выгнали, не появлялся у неё в доме, думая, что наказывает Есю. Только вот она очень рада этому, хоть и волнуется теперь, что озабоченный гад не выделит её сестре приданное, как обещал.

А я надеюсь, что у них с Ормом что-то получится. Он сможет защитить её от Радика, и парень он неплохой, сестре Еси тоже поможет, я уверена.

Но если мы не изменим местные порядки, Есения так и останется любовницей. Ей не стать женой. И однажды Орму надоест быть привязанным к землям безмужних и вряд ли его можно будет в чём-то обвинить.

– Анна, хочешь попробовать? Как же вкусно! – Есения улыбается и протягивает мне деревянную пиалу с чем-то горячим и душистым – кажется, это томлёная пшённая каша с ягодами и мёдом.

– Спасибо, – улыбаюсь я, принимаю пиалу и пробую. Каша сладкая, тёплая и чуть вяжет на языке.

Есения сияет, на её щеках горит румянец, глаза блестят. Я вижу, как Орм смотрит на неё – с тем самым выражением, которого у Радика никогда не было. Без вожделения, без корысти. С теплом. С настоящим интересом.

– Пойдём-ка прогуляемся, Зоряна, – я тяну подругу прочь под одобрительный прищур Есении.

– Стойте, лира Анна! Я с вами! Мне же нельзя вас оставлять… – Орм сразу бросается нам вдогонку.

– Стой ты, – шикаю на него я, а потом указываю на открытую таверну на углу. – Мы побудем там, сядем и будем на виду, а вы тут воркуйте. Купи Есении бусы, выпейте чего-нибудь горячего.

Орм слегка тушуется, видно, что чувство долга не даёт молодому мужчине расслабиться, но я вижу – мысль побыть ещё немного наедине с Есенией побеждает.

Он мнётся, кашляет, отводит взгляд в сторону, как мальчишка, пойманный на шалости, а потом всё-таки кивает:

– Ладно… Только полчаса.

– Час. Мы с Зоряной поедим и выпьем чаю, к тому же ты нас будешь видеть, мы сядем с самого краю.

Спустя несколько минут мы уже сидим за одним из столиков под открытым небом. Нам сразу подают травяной отвар, чтобы согреться.

Прямо у нас на глазах две поварихи жарят лепёшки с тмином и чесноком, варят похлёбку с копчёной уткой, а сбоку на углях шкворчит огромная сковорода с ломтями картофеля и солёными грибами. В воздухе пахнет жареным тестом, дымом и чем-то сладким – возможно, медовухой.

Людей много, холода никто не боится, местные привыкшие.

Вдруг становится как-то тихо, я поворачиваю голову и вижу Радика, а с ним ещё троих мужчин. Они пьяны. Один из дружков Радика выделяется статью и ростом. У него длинные светлые волосы чуть ниже плеч и надменные голубые глаза.

Я быстро отвожу взгляд, когда Зоряна под столом хватает мою руку.

– Нам лучше уйти, – шепчет она.

– Почему? – тихонько спрашиваю я.

Радика я больше не боюсь. Таких как он вообще вредно бояться, они наглеют и становятся неуправляемыми. Я больше не бедняжка без друзей, обвиняемая в преступлениях против будущего князя. Я кандидат в наставницы, а Радик тот, кто угрожает землям безмужних, покупая девушек и избивая их. Я ещё помню синяки Есении.

– Это Светозар, – на лице Зоряны появляется отвращение