– Я тебе устрою, паршивка! – Бронислава с нечеловеческим рыком бросается вперёд, намереваясь вцепиться в меня.

Она, неожиданно для своей комплекции, ловко огибает ванную. Я в последний момент отпрыгиваю в сторону, и мачеха, не успев затормозить, с размаху налетает на край купели. Её массивное тело теряет равновесие, и с оглушительным всплеском она плюхается прямо в горячую воду. Вода фонтаном вырывается из ванны, заливая пол, а я, отпрянув, прижимаюсь к стене, не веря в свою удачу.

Бронислава, отплёвываясь и ругаясь сквозь зубы, барахтается в мокром платье, словно огромный сердитый кот, оказавшийся в ведре.

– Лира Анна! Лира Анна! – дверь распахивается, и в комнату залетает Орм, а вместе с ним ещё один совсем молодой паренёк.

– Со мной всё хорошо, – выдыхаю я, не сводя глаз с Брониславы.

Она тяжело и надрывно дышит, а потом принимается рыдать прямо в ванной, даже не делая попыток выбраться оттуда.

– Моя доченька… моя доченька… – причитает она, закрыв лицо руками.

Я не испытываю к мачехе тёплых чувств. Она всегда была ко мне предвзята, а вкупе с некоторой неуравновешенностью Брониславы, настоящей Анне нехило доставалось от неё. Но сейчас мне её немного жаль. Может быть, потому что я тоже скоро стану матерью и отчасти понимаю её.

Всё-таки хоть две мои недородственницы и попили крови и мне, и настоящей Анне, это не отменяет того факта, что Бронислава потеряла любимую дочь. Какой бы ни была Мила, Бронислава всё равно видела в ней свет своей жизни. И теперь этот свет угас.

– Мне жаль, что вам довелось испытать такую боль, лира Бронислава, – говорю я. – Правда жаль. Но это всё последствия ваших поступков. Милава была интриганкой и лгуньей, не знаю, были ли вы в курсе того, что она творила, но мне и неважно. Пусть в этом разбираются дознаватели. И я не убивала вашу дочь. Это сделали звери. Поэтому отстаньте от меня.

– Лгунья! Лгунья! – взвизгивает Бронислава, убирая руки от лица и гневно глядя на меня. – Ты пожалеешь! Чтоб твой выродок родился с тремя ногами! Чтоб его коснулось тлетворное дыхание Нави! Чтобы тебя… Аааа!

Бронислава срывается на крик, потому что Орм и второй парень хватают мачеху и вытаскивают из ванны, прилагая значительные усилия.

– Достаточно нести ерунду! – пыхтит Орм. – Сколько можно-то уже? Рот бы вам вымыть с мылом. А ведь уважаемая лира! Айй!

Бронислава впивается Орму в кисть руки зубами. Она брыкается и отбивается, но её волокут прочь.

– Простите меня, лира Анна, недосмотрел я. Она представилась вашей матерью, а прислуга подтвердила, – бормочет незнакомый мне парень. – Не знал я, не знал…

– Дурья башка, – ворчит на него Орм. – Она же едва не прибила лиру Анну. Уже и в отхожее место отойти нельзя, сразу беда…

После этого инцидента лёгкая и непринуждённая атмосфера сменяется на настороженную. Хоть служанки и убирают всё, что натворила Бронислава, с улыбкой, пытаются как-то шутить, я чувствую, как они напряжены.

Я и сама чувствую себя вымотанной.

Мне хочется закрыться в комнате, завернуться в одеяло и молча сидеть. Не хочу слышать ни голосов служанок, ни звука проезжающих мимо особняка экипажей, ни отчаянного визга мачехи, который всё ещё звенит у меня в ушах.

Скоро ванную наполняют вновь, и я с наслаждением опускаюсь в горячую воду, даже не веря, что это происходит со мной.

В землях безмужних мыться каждый день – неподъёмная задача. Воду нужно натаскать, нагреть, а ещё моя старая деревянная ванна настолько маленькая, что в ней и ноги толком не вытянуть.

То ли дело здесь. В особняке Рагнара всё устроено шикарно.

В воздухе стоит запах лаванды и мяты, вода нежно ласкает кожу. Всё это кажется роскошью из другого мира. И я снова чувствую укол стыда. Пока мои товарки по несчастью из земель безмужних страдают, я наслаждаюсь жизнью.

Служанки принимаются намывать меня до красноты. Одна расчёсывает мои волосы, а затем принимается их мыть пахучей пеной. Она стекает по моим плечам и щекочет кожу.

Девушки работают слаженно, не мешая друг другу – одна льёт тёплую воду из медного ковша, другая мягкой льняной тряпицей растирает плечи и спину, пока кожа не начинает приятно пылать.

Затем приносят тертую соль с душицей – старинное средство, чтобы прогнать усталость и дурные мысли. Ею натирают ноги и руки, втирают в ладони и ступни, начинает казаться, что я и правда немного оживаю.

После ванны меня обтирают, а затем мажут кремами и маслами.

Мне приносят тёмно-синее платье, тяжёлое и благородное, с вышивкой по подолу из серебряных нитей. Узор похож на переплетающиеся звёзды и листья чертополоха. Под платье приносят – тонкую рубаху из выбеленного холста, с кружевным воротом.

Я не чувствую в себе потребности наряжаться и красоваться, но безумно рада, что это не уже ставший ненавистным красный.

– Князь сам выбирал платье, – шепчет она из служанок, довольно щурясь.

– Он ещё не князь, – машинально поправляю я её.

Девушки осторожно натягивают на меня наряд, следя за каждым изгибом ткани, затягивают шнуровку на спине, но не слишком туго – видно, что бережно относятся к моему положению. Поверх всего надевают расшитый пояс с подвесками – маленькими серебряными пластинами, звенящими при каждом шаге.

На шею надевают ожерелье, в центре которого фигурка дракона и три меча – такой же греб на воротах. Это ожерелье словно клеймо.

– Ну вот, лира Анна, – говорит одна из женщин, поправляя моё платье. – Теперь вы не просто красавица… теперь вы будто сама весна, что пришла по княжьему зову.

Я тихонько фыркаю, но служанки не разделяют моего пренебрежения.

Волосы мне заплетают в косу, вплетая в неё ленту серебряного цвета.

Одна из служанок приносит деревянную шкатулку, внутри которой крохотные глиняные чашечки с настоями, пудрами и красками на основе трав и ягод.

Девушки хотят наложить мне на лицо лёгкую пудру из толчёной белой глины и сушёных ромашек – она делает