Глаза Рагнара вдруг темнеют. Он подходит ко мне и останавливается так, что между нами почти не остаётся места. Он сильный, высокий, от него веет той мужской энергетикой, которая способна сбить с толку любую женщину.

Особенно, когда он так близко. Я ощущаю исходящее от Норда тепло – оно плотное, тягучее, как жар от раскалённого металла.

– Не платье красивое, а ты красивая в нём, маленькая бунтарка, – тихим низким голосом говорит он.

Я чувствую, как жар накрывает меня волной, и даже дышать становится сложно. Опускаю голову, но Рагнар поднимает руку и поддевает мой подбородок пальцем, вынуждая смотреть. Он изучает меня, скользит взглядом по шее, по плечам, по лицу, будто запоминает каждый изгиб.

Я понимаю, что именно им движет. Но также осознаю, что вот он мой шанс попросить у него милости. Переступить через себя и свою бесполезную гордость ради женщин, которые нуждаются во мне.

– Я хочу попросить у тебя помощи, – сглатываю вставший в горле ком.

Подмечаю секундное изумление в глазах дракона, и улыбаюсь в ответ. Он ловит мою улыбку, и я вижу, как слегка приподнимаются уголки его губ в ответ.

– Ты никогда не просишь ничего, Анна. Только отказываешься от всего, что предлагаю. Я даже заинтригован. И чем же тебе помочь?

Пальцы Рагнара ползут вбок, соскальзывают с моего подбородка и невесомо оглаживают линию челюсти.

Я подавляю желание отстраниться, чтобы избежать прикосновения, и собираю волю в кулак.

– Ты же знаешь, что производство ядовито? Смотрел отчёты от Хаука? Он уже должен был предоставить тебе официальный документ.

Дракон мрачнеет, сжимает губы в тонкую линию:

– Видел и знаю.

– Нужно это исправить. Найти того, кто придумает как обезопасить производство. А пока что женщины не должны работать и травиться.

Рагнар убирает руку от моего лица, и его взгляд становится суровым:

– Это не то, куда тебе следует лезть. Но если станет легче: мои люди подготовили средства защиты для работниц. Они помогут… но безусловно полностью не защитят.

– И ты считаешь, что это справедливо? – из меня вырывается горький смешок. – Старые девы по сути рабыни. Их вина лишь в том, что они не смогли найти мужа до двадцати восьми.

– Я не считаю это справедливым. Но всё утроено гораздо сложнее, чем ты себе представляешь в своей маленькой женской головке, Анне. Весь регион зависит от одной единственной фабрики. Это серьёзная ошибка прошлых князей, которые столетиями не хотели менять порядки. Но всё не может измениться в мгновение ока.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍– Значит, ты не намерен делать ничего?

– Я предоставил средства защиты. Но работа не должна останавливаться. Ты не представляешь, чего стоят для Мраколесья даже эти несколько дней простоя.

Внутри вспыхивает отчаяние, когда я смотрю в непроницаемое жёсткое лицо Рагнара. Он не отступит, потому что мыслит другими категориями.

– В тебе нет ничего от человека! – мой голос срывается от негодования и бессилия. – Лишь звериная суть. Даже к женщинам ты не испытываешь сочувствия.

Рагнар не отвечает. Его лицо остаётся каменным, но я вижу, как в глубине глаз что-то вздрагивает. Может быть, злость. А может мне всё же удалось его задеть.

– Послушай меня, – он хватает меня за запястье и рывком притягивает к себе. – Я смогу всё изменить, но пройдёт минимум год. Нужны компетентные специалисты, которые смогут разобраться в проблемах производства, другие работники, которые будут готовы трудиться. Но пока… всё будет так, как есть.

Так, как есть… боль, страх и насилие. Сколько больных детей родится за этот год? Сколько старых дев умрёт? А городские будут жить припеваючи за счёт жизней и здоровья простых несчастных женщин. Им бы поработать на фабрике, или в полях на морозе, собирая проклятые цветки гибельника. Он ведь даже зимой продолжает расти! Почему-то городских никто не гонит работать.

Я вырываю руку, отступая на шаг:

– Знаешь, что самое забавное. Я так и знала! Но всё равно решила попросить тебя о помощи. Каждый день я думаю о том, что и я могла бы быть на той фабрике, а не в храме. И у меня мог бы родиться больной ребёнок!

Я шумно выдыхаю, подавив подступающий к горлу ком слёз. Что со мной такое? Разве на таком сроке могут шалить гормоны? Или я просто слишком сильно вросла во всё, что происходит здесь, и принимаю близко к сердцу?

Или дело в невинных детях, я ведь и сама скоро стану матерью.

Больше всего обидно, что я чувствую толику здравого смысла в словах дракона. И от этого хочется взвыть.

– Я не позволил бы тебе работать на фабрике, – чеканит Норд яростно.

– Почему? Почему не позволил бы? Я такая же, как и все. Даже хуже, ведь именно меня ты считаешь предательницей.

Вижу, как дёргается уголок губы у дракона. Как его зрачки становятся узкими, в глазах бурлит гнев. Он опускает взгляд на мой пока ещё плоский живот.

– Ты не настоящая Анна, – цедит он сквозь зубы.

– И за это мне полагается смерть, – напоминаю я горько. – Ты уже грозил мне ею.

– Я лишь хотел посмотреть на твою реакцию, упрямая ты…

Рагнар замолкает, буравя меня разъярённым взглядом. Но вдруг прикрывает веки и прикладывает пальцы к переносице.

– В Мраколесье казнят попаданок, Анна. Но не в моих краях. У нас им помогают освоиться в новой жизни, – устало говорит он.

Когда я снова смотрю в глаза дракона, он выглядит уже спокойнее, но толика злости всё ещё тлеет в глубине зрачков.

Хоть я полна отчаяния и тоже зла, слова Рагнара задевают меня за живое. Я хочу узнать судьбу тех, кто попал в этот мир.

– Правда? И много их?

Рагнар неопределённо пожимает плечами:

– Много, или мало… я подсчёт не вёл. Но таких диких нравов, как в Мраколесье, у нас нет. Высшие силы переносят таких как ты не просто так. Многие из вас становятся полезными обществу. Выходят замуж, рожают детей, а некоторые даже помогают в медицине и других сферах.

Слышать такое странно, но отрадно. Я будто не чувствую