мой жест.
Рубашка отлетела в сторону, я громко выдохнула – этот торс создан для того, чтобы я его языком вылизывала на завтрак, обед и ужин.
Он внимательно смотрит, как я стягиваю платье, остаюсь в белье.
Мне не хватает воздуха под этим взглядом: от каждого вдоха темнеет в глазах.
— Неужели не боишься… — прохрипел.
Я помотала головой, вынимая шпильки.
— Наконец-то я вижу тебя настоящего. Своего. Без всей этой мишуры.
— Мишуры? Ааа! Чёрт! Не важно! — он рванул на меня, но я вытянула руки: — подожди!
— Нет, — всё же сделал шаг назад, но медленно помотал головой. — Ты хотела меня настоящего? Говоришь, что не боишься? Сейчас всё будет так, как я скажу!
Грудь заныла, зазудела от этих слов.
Подхватил меня и я оказалась сидящей на столе. Широко развёл мне ноги, с силой прижимая к своему паху. Испугаться? Нееет, я начала тереться о него, шумно дыша.
Слепцов точным движением открыл застёжку лифа, больно-сладко впиваясь мне в шею… даааа! Развязал пояс, оставляя меня только в панталонах, поцелуи-укусы перемещаются на грудь, через секунду белья на мне не осталось, а жадный рот со стоном вобрал в себя сосок. Низ живота подвело, я застонала ему в унисон, прижимаясь теснее. Руки сами полезли к брюкам.
С громким, отчаянным вздохом он оторвался от груди, легонько прикусив её напоследок – меня током прошибло. Мой стон – сцепка взглядов: его – безумного, моего – почти нирванного.
Вася отстранился, окидывая меня взглядом.
И под этим взглядом, внутри у меня всё дёрнулось.
— Неужели, и сейчас не передумала? — и повинуясь этой явной грубости в его голосе, я, сидя на столе, лишь пошире развела ноги. Мои пальцы только скользнули к лону, как он с рыком вжался в меня, одной рукой за попу подвигает меня на себя, другой, держит за голову, горячо целуя.
Я целовала в ответ, стонала ему в рот, тёрлась ноющей грудью о его горячую кожу.
Если бы он не сказал мне о своём голоде до секса, я бы поняла это сейчас. Не смотря на все слова, на очевидное, такое наивное желание, напугать своим напором молодую девушку, тело говорит гораздо больше – потрескавшиеся, грубые губы целуют так, если бы последняя вода на земле была только у меня во рту. Сильные руки с буграми мышц, с вьющимися выпуклыми венами – дрожат, прижимая меня. Он только хочет казаться, что не сдерживается.
— Не сдерживайся… — прошептала ему в рот, голос срывается из-за дрожи в животе, — сделай всё, что хочешь.
Его не нужно было уговаривать.
Углубил поцелуй, и обеими руками, всей пятернёй сжал мою грудь, выбивая из нутра громкий стон.
Поцелуи – жадные, громкие, чмокающие, быстрые. Как будто ему не хватает времени. Лоно уже пульсирует, и я снова потянулась к брюкам – он не стал мешать. Ткань вниз, а горячий, влажный на кончике член, ко мне в ладонь.
Я сама направила его в себя:
— Ну же…
Громкий общий стон.
— Быстрее! Милый… пожалуйста…
Глупый, тебе никогда не нужно меня просить, уговаривать…
— Будет быстро… — пальцы больно впились мне в бёдра.
— Плевать! — простонала, впиваясь в его спину ногтями, ловя губами стон.
Губы не попадали. Ударялись, соскальзывали, делая невозможный поцелуй ещё желаннее.
Не прекращая сильных толчков, Вася поймал губами мой сосок. Я закричала – такой чувствительной сейчас стала грудь. Не смогла ничего, кроме как с животным мычанием поцеловать его в висок, прижимая голову сильнее.
— Сильнее! Прикуси!
Зубы сомкнулись на вершинке. Не больно, игриво, но этого хватило, чтобы внутри меня что-то сократилось. Я заскулила, предчувствуя оргазм. Ещё поцелуй, снова, пока, наконец, я не задрожала от своей лавины, чувствуя, как он изливается в меня.
— Устала?
Спросил, то покрывая поцелуями, то облизывая мой живот, пока я прихожу в себя, лёжа на столе.
— Вот ещё! — заёрзала, чувствуя, как Слепцов, не соизволивший выйти из меня, начинает оживать.
— Тебе же лучше. Потому что остановить меня ты бы не смогла, в любом случае.
Он выскользнул только на мгновение, вернулся с диванной подушечкой. Вялую, размазанную по поверхности, он соскрёб меня одной рукой и уложил животом на подстилку, на стол.
Длинные, медленные поцелуи от затылка почти до копчика — я шипела от каждого прикосновения губ. Член уткнулся мне в ягодицы. Повинуясь руке хозяина приблизился к лону, подразнив, стал размазывать по мне мою же влагу.
Я начала пританцовывать и похныкивать.
— Ну пожалуйста…
От хриплого “что” прямо в ухо, меня начало потряхивать. Каждая клеточка возбуждённого тела принята это его "что" на свой счёт.
— Возьми меня…
— Как?
Мужские руки протиснулись между мной и столом, схватили, начали мять грудь. Крепкое тело прижалось к моей спине.
— Как угодно… только сделай уже это, чёрт побери!
— Ай-ай-ай, как ругается моя маленькая невеста!
И резко вошёл, выбив из меня не только воздух, но и мысли. Теперь не было той бешеной скорости, жадности, лишь наслаждение. Он то ускорялся, аккуратно фиксируя мою шею своей рукой – дышать не мешает, но… это что-то глубинное, контролирующее. Воспротивлюсь ли я? Затребую свободы?
Не сейчас.
Я накрывала его ладонь своей.
Тогда он отпускал, спускался на грудь, начинал мять, гладить, сжимать… член внутри замедлялся, растягивая наше общее удовольствие, одно на двоих.
В этот момент, повинуясь телу, не включая голову, мои руки спустились на попу, чуть сжимая собственные ягодицы.
Слепцов поднялся, продолжил двигаться и смотреть, как я едва поглаживаю собственное тело. Дыхание надо мной стало тяжелей металла. Я потянула кожу, ощущая член, как будто ещё глубже, задвигалась ему на встречу.
Он снова ускорил темп. Собрал на кулак мои волосы, легонько потянул, заставляя приподняться, а сам навалился сверху, фиксируя меня для поцелуя…
Нельзя прекратить. Невозможно насытиться. И так будет всегда.
22.05
— Где ты была эти дни?
— Ммм? — я не сразу поняла, что безумие закончилось, наступила реальность.
— Ты сказала, что была где-то…
— Я смотрю, ты вошёл во вкус, — мы лежали на маленьком диване. Не знаю, как здесь поместился огромный детина, но я на нём – лучше не бывает. Только б ещё не копошился, — растыкался.
— Распробовал, — и голос такой радостный, руки покрепче меня стиснули, продолжили сыто поглаживать спину, ниже… — есть в этом что-то… слишком интимное. Не то, чтобы