Ещё двадцать секунд. Одна минута. Осталось всего четыре минуты. Смогу ли я вынести боль от потери пальца?

Король сначала отрубил мне большой палец, ублюдок. Мне кажется, я закрыла глаза, но почувствовала холод, а затем глубокую, тупую боль, которая пронзила всю мою руку и заставила меня тихонько вскрикнуть. Я попыталась согнуться, защищаясь, но колено короля надавило сильнее, и что-то сдвинулось с места, и это движение вызвало скорее шум, чем боль. В моём плече пульсировала боль, огромная и горячая.

— Где твои друзья? — холодно спросил он. — Здесь ещё четыре пальца — ты можешь оставить их себе или потерять, как пожелаешь.

— Смотри-ка, Атилас прав, — сказала я, стараясь сдержать рвоту. Король, вероятно, не позволил бы мне захлебнуться рвотой, но я всё равно не хотела, чтобы меня вырвало. — Думаю, он знал, что ты сделаешь что-то подобное.

Король слегка насмешливо улыбнулся.

— Без сомнения, он хотел поразвлечься с тобой, прежде чем привести сюда — я предпочитаю ножи словам. Теперь о твоих друзьях.

— Не-а, — сказала я. Это было всё, что я могла сказать, чтобы меня не вырвало. Всё, что я могла сказать, не теряя контроля над его магией и своим рассудком одновременно, потому что я знала, что следующим он собирается отрезать мне указательный палец, и он занёс лезвие, и с него капала моя кровь, и не было никаких колебаний, а потом боль и жжение в горле и ещё больше криков…

На какое-то время воцарилась тишина, когда он отрезал ещё несколько пальцев, и потекла кровь, тёплая и липкая, а я качала головой, стиснув зубы, каждый раз, когда он спрашивал:

— Твои друзья?

Третий и безымянный пальцы, казалось, не болели, но, когда он отрезал мне мизинец, я снова закричала.

Я уже некоторое время плакала, но не помнила, как начала. Боль была такой, что сводила с ума, но настоящим ужасом было то, что я не могла отвести взгляд, видя, во что он превратил мою руку, и кровь просто… вытекала из моей изуродованной руки, как будто она мне не принадлежала.

И на тоненьком волоске я всё ещё сохраняла рассудок и продолжала работать. Она сверкала и вплеталась в сложные движения тела короля, и на мгновение мне показалось, что я вижу складки и сухожилия, из которых он состоял, когда он нетерпеливо сказал себе:

— Я должен замедлить кровотечение. Мы пока не хотим терять тебя, Пэт. Где. Твои друзья?

Они были на свободе? Они были в безопасности?

Я не знала, потому что до сих пор не была уверена, можно ли доверять Атиласу. Я знала, что ему нельзя доверять, но должен же быть какой-то способ, которым ему тоже можно доверять.

А потом я закричала, потому что у меня не было ни кисти, ни предплечья, только глубокая, холодная боль и обрубок руки под мышкой, куда надавило колено короля.

Я кричала и корчилась, а заклинание корчилось и складывалось воедино, завершая действие. Я увидела мир Между, яркий, острый, как нож, и чётко сфокусированный, с королём в центре, пустым местом без магии и возможности использовать Между.

Я оттолкнула его самим воздухом — воздухом, искрящимся Между, который стал для меня твёрдым, — и заставила короля упасть навзничь на кирпичную кладку. Затем я, пошатываясь, поднялась на ноги.

Король взял себя в руки и вскочил на ноги, его взгляд был жёстким и всё ещё не понимающим.

— Планы изменились, — выдохнула я, и меня вырвало.

Я послала ползучую волну Между вниз по плечу, к обрубку руки, из которого вытекала кровь, и она сомкнулась на обнажённой, разорванной плоти и коже. Возможно, она не выдержит, но я надеялась, что продержится достаточно долго.

Когда поток крови замедлился и превратился в тонкую струйку, я хрипло произнесла:

— Блин. Мне пора сказать своё слово.

— Нелепо, — сказал он, слегка презрительно фыркнув.

— Этот чувак действует мне на нервы, — сказала я себе, всё ещё покачиваясь. Я должна была продолжать говорить, иначе меня бы начало тошнить или я бы упала, а я не могла этого сделать прямо сейчас, потому что наконец-то я была там, где мне нужно было быть.

Не мёртвая. Не окружённая запредельными.

Наедине с королём.

Только Между окружает нас, чтобы поиграть.

— Сядь, — сказал он мне. — Ты всё равно упадёшь. Ты не выйдешь из этой комнаты, так что сядь и отдохни, пока мы не начнём сначала. Если ты расскажешь мне то, что мне нужно знать, я подарю тебе по крайней мере быструю смерть — теперь тебе ничего не остаётся.

— Вот в чем ваша особенность, чуваки, — сказала я, чувствуя, как пот заливает мне глаза и щиплет их. Было так больно просто стоять там, когда весь мир вращался вокруг меня. — Вы продолжаете вести себя так, будто всё, что слабее, не имеет никакой ценности. Посмотри на себя! Ты стоишь там один и тратишь время, играя со мной, вместо того чтобы позвать на помощь, потому что думаешь, что человек, у которого осталась только одна рука, — то же самое, что мёртвый человек.

— Разве нет? — спросил он, вопросительно склонив голову набок. — Как ты думаешь, у тебя достаточно силы в другой руке, чтобы что-то сделать против меня? Даже если у тебя и есть какая-то сила в этой руке, как ты думаешь, хватит ли у тебя умения сражаться свободной рукой? Если бы у тебя было такое умение, помогло бы оно тебе против кого угодно, кроме другого человека?

Я рассмеялась, потому что если Атиласу ещё можно было доверять, то все мои друзья должны были быть в безопасности, а если я не могла доверять ему, то всё равно всё было кончено. По крайней мере, я так крепко связала магию короля, что он никогда больше не воспользуется ею, независимо от того, убью я его или нет. По крайней мере, теперь я могла сражаться не на жизнь, а на смерть.

— Это тоже чертовски типично для запредельных, — сказала я. — Ты думаешь, что всё важно только из-за того, как это относится к тебе.

— Скажи мне, что это неправда, — сказал он.

Между его бровями залегла морщинка, и я могла бы почти поклясться, что он пытался понять меня. Почему я была такой, какой была, как я работала — почему я делала и говорила то, что я делала и что я говорила. Вероятно, именно это качество помогало