И энергии.

Чай был ароматным, терпким, как клиент и заказывал. Я такой напиток тоже любила. Чтоб горечи слегка — на самом последнем глотке, на кончике языка, и послевкусие чтоб цветочного разнотравья.

— Утомил тебя, Мирослава?

Ответ на этот вопрос мог очень не понравиться моему начальству, поэтому просто улыбнулась. Скромно, уголком губ, чтоб понятно стало — утомил.

— Красивая ты девушка, я сказал бы — шикарная, — продолжил мужчина, и на этом изречении сон от меня немного отступил, в голове прояснилось на мгновение.

Приставать станет? Поэтому чаем поить принялся и комплиментами задабривать?

— Никаких намеков, — угадывая мои мысли, Руслан Игоревич поднял ладони вверх и улыбнулся.

Оказалось, что на одной щеке у него ямочка — мило, весьма мило.

Веки снова потяжелели.

Последней мелькнувшей в сознании мыслью, которую я успела расслышать: какая удивительная вещь — эти колдовские глаза напротив. Нечеловечески желтые. Золотые почти, с черными крапинками по контуру, а ведь только что голубыми были.

* * *

Проснулась не в кресле — на диване. В шею неприятно, до боли впились бусинки, какими расшит был воротник униформы.

Рассвет близился — сквозь стекло пробивались первые, еще робкие лучи не солнца даже, света. Огляделась. На столе убрано — грязные чашки аккуратно на разнос поставлены, салфеткой накрыты. Кондиционер выключен, а окно приоткрыто. Потянула носом, вдыхая влажный, сладковатый воздух. В теле, не считая затекшей шеи, легкость, невесомость почти оказалась — как после полноценного отдыха: спа-процедур, массажа, десятичасового сна. А на деле ведь — на пару часов прикорнула. И странно как! Не потревожил никто, не выгнал: ни персонал, ни Руслан Игоревич.

Встала, потянулась до хруста. Нашла деньги в валюте зарубежной, зажатые между разносом и блюдцем с нетронутой слойкой. Много — обычно мне и четверти от этой суммы не оставляли.

Но странности на этом не закончились.

Девочки, встреченные на первом этаже, смотрели искоса, с завистью. Будто чем насолить успела.

Антон — усталый, с красными глазами, подмигнул и скривился, когда я мимоходом кофе попросила — выпил, небось, за ночь чашек семь-восемь, вот и подташнивало.

А Максим, перехватив за руку у комнаты отдыха, сказал, что пока Вера лечится — за мной закреплен кабинет. И Руслан Игоревич вместе с ним. Сказал, что гость хвалил мою деятельность, принципы и преданность политике клуба. Администратор улыбался и в глазах его застыло одобрение — дескать, кто же учил.

Я послушала управляющего, покивала, силясь уразуметь — новости по душе пришлись или не так чтобы очень.

Домой приехала к семи часам. Пока смену сдала, пока в магазин заехала — в холодильнике, поди, шаром покати, вот и пришлось по супермаркету побродить. А еще, попробуй, выбери — чего желудок просит, если в том самом желудке кроме сладких слоек ничего существенного за сутки не побывало. Словом, долго возилась.

Во дворе заперла старенькую «десятку» и, нагрузившись пакетами направилась к подъезду.

Возле дверного звонка, всунутый в зазор, меня ждал сложенный вчетверо лист плотной бумаги. Показания холодной воды — подумала было, но нет, из ЖЭКа писали на вырванном клочке тетрадного листа, почерком неровным, на этом же тисненом великолепии значилось каллиграфически, с завитушками: «Позвони ему, он волнуется».

Черт возьми!

Скомкала письмо и сунула в карман — по чистой привычке не бросать мусор на пол.

По старинке, значит, достать решил. Если не отвечать на смс и электронные письма, в расход пойдет дорогая бумага. Впрочем, дражайший родственник никогда на мелочи не скупился.

В квартире пыли скопилось порядком — когда только убиралась в последний раз? Все некогда: работа или лень. Можно было бы сегодня заняться — и внимание на грязь обратила и временем располагала, но…

Пока готовила нехитрый завтрак: горячие бутерброды, думала о новом витке в работе. Колоритный Руслан Игоревич никак из сознания не выветривался. Многогранный персонаж — бесцеремонный, грубоватый, но по-своему заботливый: чаем напоил, спать уложил. Правда, большой вопрос, отчего вообще в сон клонить стало. Перед начальством вот похвалил — тоже плюс. С чего бы, только. Добрые и бескорыстные дела с давних пор не внушали доверия и веры, людям их совершающим, не было никакой.

Вымыв посуду, и присев за стол с намерением в спокойствии выпить кофе, а после приняться за дела, вспомнила о записке.

Вытащила из кармана лист, перечитала. Поморщилась.

Позвонить и правда стоило, только лишь потому, что с родственника станется приехать лично. Избытком гордости, в отличие от меня, он никогда не страдал, и являлся тогда, когда ждала меньше всего. Иногда спустя месяц с последнего звонка, иногда через год. А звонил раз в неделю — узнать, здорова ли, все ли в порядке.

Его забота бесила меня.

И все же, слушая гудки, сердце забилось — сильно, руки похолодели. Не знаю, чего мне хотелось больше — положить трубку до того, как он ответит, или услышать его мягкий, вкрадчивый голос.

— Здравствуй, милая, — ответил он, когда я уже не чаяла дозвониться. — Рад, что ты перестала бунтовать.

Ну, это спорное утверждение. Рано обрадовался — хотела сказать, но передумала: спорить с ним, что дуть на ветряную мельницу.

— Со мной все хорошо, приезжать не надо, — буркнула неприветливо.

— Расскажи мне новости, — попросил родственник, — ты давно не звонила.

Поставив локти на стол, я прикрыла глаза свободной ладонью. Тяжело разговор давался. Тяжко.

— Всё как всегда, — голос некстати охрип, кашлянула.

— Когда мы виделись последний раз, ты ездила на мотоцикле и носила серьгу на брови, — почувствовала, как он усмехнулся. Горько. — Всё так?

Я потерла заросший, белесый шрамик под правой бровью, покачала головой — как давно это было. Неужели мы столько не виделись? Кажется, будто совсем недавно он приезжал, кричал, хватал за руки и обещал увезти, если не образумлюсь.

— Нет, я купила машину.

— Нашла работу? Деньги со счета ведь не снимала, — утвердительно сказал последнее, но я представила, как он бровь приподнимает и склоняет голову на бок. Любопытствуя.

— Да, нашла.

Слышать его голос было невыносимо. Он возвращал меня в прошлое, и годы, прожитые без него, как шелуха разлетались, будто и не было их.

Сердце продолжало неистово колотиться.

— Мне волноваться?

Лис. Хитрый лис. Знал ведь — и где работаю, и кем.

— Нет.

— Хорошо.

Не было ничего хорошего ни в нашем разговоре, ни в наших жизнях, от которых мы бесконечно устали. Моей реальностью стали частые переезды, томление в съемных, чужих квартирах, регулярные смены внешности, мест работы — наивная глупышка, все убежать пыталась.

Его реалиями являлись