— Раздеться на глазах такой толпы действительно требует смелости, — проворчал мой муж, и я задумалась, вспоминая, не придется ли ему, как претенденту на трон Инлия, тоже пройтись голышом.

Вода начала подрагивать в такт гонгам, а над ней продолжала возноситься к небесам песня. И тогда Цэй Ши шагнул вперед с пагоды (я беззвучно ахнула) и ступил на поверхность воды. И легко, как тигр, мягко, тихо, пошел вперед, к середине озера.

И я вдруг поняла, что не так — в озере не отражался ни он, ни мы. Я вдруг увидела над водой и в воде желто-золотые потоки и осознала, почувствовала, что это не озеро, это древнее и мыслящее существо. Покосилась на сестер — ощущают ли они это? Алина, которая была погружена в себя, очнулась и смотрела на озеро с восторгом, Ангелина — будто с узнаванием, а Василина — с почтением и любопытством.

Цэй Ши остановился. Затихла песня и замолкли гонги. И тогда он встал на колени и проговорил тихо, но его услышали все:

— Отец! Я пришел взять корону и ответственность за страну, которую ты оставил нам. Клянусь быть справедливым и добрым правителем, и каждому воздавать по делам их. Если считаешь ты меня достойным продолжить твой род, возложи на меня корону.

Слова его затихли, как брошенный в воду камень. Потянулись секунды томительного ожидания.

И вдруг над поверхностью озера стало закручиваться золотисто-фиолетовое свечение, в котором проступала фигура Желтого ученого — сидящего в позе лотоса, с прекрасными миндалевидными глазами и черными волосами, смотрящего на все четыре стороны. Он улыбнулся и проговорил полными губами, и голос его был вибрирующим и многоголосым, и сопутствовало ему птичье пение и шум ветра:

— Ты достоин, сын мой.

Распускались на ложах цветы, на воде — лотосы, усилилось благоухание. И нас всех, и меня пронзило такое умиротворение, что я чуть не заплакала. Дети в животе затолкались, как после хорошей дозы сладкого, и я положила руку на живот. Люк прижал сверху свою ладонь — и дети затихли.

Авторитетом у них заранее была не я.

Закрутились вокруг Цэй Ши ртутные зеркальные щупальца, оплели его по рукам и ногам, вздернули в воздух, побежали вверх по нагому телу. И сплелись на теле — роскошными золотыми одеждами и фиолетовой мантией, а на голове — сияющей короной с золотыми и фиолетовыми камнями.

Статуя Желтого потускнела и народ выдохнул, закричал, заплакал в изумлении. А Цэй Ши, мягко опустившись на воду, поклонился тающей статуе и сказал:

— Я буду достойным тебя, отец.

Зазвучал торжественный йеллоувиньский гимн. Все встали. Подданые Цэй Ши поклонились новому императору, гости ниже рангом — склонили головы, склонила и я, а моя сестра и Владыка Нории, Демьян и маленькая внучка Иппоталии подняли левые руки, приветствуя нового брата.

Я, не поднимая головы, покосилась на Люка. Он был задумчив. Я бы тоже задумалась, да.

Затем был торжественный выход гостей с арены в один из огромных дворцов, за столы, ломившиеся от изобилия. Нового императора его жены проводили до трона и подождали, пока он сядет туда, а сами сели на троны поменьше, и наследник его, Вей Ши, сел у его ног. Были подарки от делегаций и поздравительные речи. Люк подарил драгоценный янтарный набор посуды, на которой из камня были вырезаны листики и желуди, и судя по тому, как смягчился взгляд нового императора и как переглянулись жены, он очень угодил.

— Таких наборов по миру было изготовлено всего пять, — тихо сказал мне Люк, когда мы отходили от трона. — Их делал мастер Окива́ро три века назад, и мой прадед купил его за стоимость, равную стоимости графства.

— Не жалко? — спросила я.

— Каждой вещи нужен свой хозяин, который ее оценит, — покачал головой Люк. — У нас он стоял как музейный экспонат, а здесь им будут пользоваться.

Таммингтон, сдержанный и холодный, как настоящий герцог, преподнес Цэй Ши собрание сочинений какого-то йеллоувиньского мудреца в старинной кожаной обложке. Судя по всему, этот подарок тоже пришелся императору по душе. Я, признаться, переживала — потому что лорд Роберт после падения герцогства остался без всего. И я знала, что Люк предлагал ему выбрать подарок из сокровищницы Дармонширов. Но у Тамми оказался на редкость стойкий характер. Он, заявив, что бесконечно благодарен, однако лучше сделает бедный подарок, но от себя, сходил телепортом к себе в дом в захваченном Лаунвайте, объяснив, что дом его закрыт щитом на накопителях, и принес вот эту книгу. Книга, полагаю, стоила больше, чем дом в столице.

К царственным братьям и сестрам, к моей Василине и к маленькой Агриппии император спускался, обнимал их церемонно и трижды целовал в щеки. Мариан стоял настороженный, а Демьян воспринял это с абсолютной невозмутимостью.

Нории и Ангелину император расцеловал обоих, и я вновь задумалась — как называется монархия, где король и королева равновелики?

После был пир, где глава каждой из сотни провинций поднимал чашу и славил императора, благо, это было быстро, хоть и скучновато: чаши поднимались по цепочке. А еще я поглядывала на восхищенную Каролину, на маленькую внучку Иппоталии, на месте которой я бы давно заснула, а она держала спину прямо и строго и благосклонно смотрела на всех, так очевидно копируя бабушку, что становилось горько.

Закончился пир. Супруги императора поднялись так непринужденно, будто не просидели без еды на тронах три часа, и пригласили нас на легкую прогулку по парку. А сам император пригласил правителей, в том числе и Люка с лордом Робертом, на Королевский совет.

И мне было очень любопытно, что будет там, но напрашиваться я не стала.

Мы с еще слабенькой и медленно шагающей Алиной и Каролиной в сопровождении слуг с подносами и напитками, среди гостей, движущихся большой змеей, шагали по дорожкам дворца, а за каждый поворотом нам являли чудеса. То танец гибких девушек на тонких нитях, натянутых меж деревьев, то торжественный хоровод с песнями, то бабочки, принесшие каждому из гостей по крошечной баночке меда, то красные карпы, сложившиеся в иероглифы «долголетие» и «счастье». Нас водили, как детей в зоопарке, от одного чуда к другому, от беседок со сладостями до фонтанов с вином и золотым чаем. В половину четвертого по местному времени в сопровождении фрейлин прибыла Полина, и мы, благочинно поприветствовав друг друга, беседовали с сестрами, рассказывали ей о церемонии, прижимались друг к другу, и я расслабилась, поддалась очарованию этого дня и чужой, такой сложной и