Лишь одну картину не создал Вей — ту, где он мечет в горло врагу кинжал и где побеждает. В этой истории победитель — Хань Ши, а ему, Вею, нет чести строить себе памятники при жизни.

Зазвучали в храме, созданном из посмертного дара деда песни птиц-равновесников, вызванных отцом. Будут они звучать здесь вечно, а духи будут сменять друг друга, и для них всегда здесь будет лакомство и благодарность. Встали вокруг мемориала из семян, посеянных женщинами семьи, прекрасные сады. И кусты сирени обрамили дорожку, ведущую к храму, и проступившие по велению Ли Соя из земли булыжники вымостили ее на тысячу метров от входа.

А затем Ли Сой вышел в поле и раскинул руки, и все останки инсектоидов поднялись в воздух и собрались в огромный черный хитиновый курган на противоположном краю дорожки. Курган по приказу Цэй Ши тут же оплели растения — будут питаться гниющей плотью, и останется черный холм рядом с золотым храмом вечной памятью тем событиям.

Семья стояла полукругом за отцом, глядя на плоды его работы, а Вей стоял рядом с сестрами и то и дело бросал взгляды на мать. Успокоившееся от молитвы и доброй работы его сердце снова ныло. И он чувствовал, что ее — тоже.

Ли Сой отвел семью обратно в Императорский город, и все разошлись по своим дворцам. Ждали их слуги — помочь надеть церемониальные облачения.

Было по времени Пьентана всего семь утра, а коронация была назначена на десять. Любили Ши раннее утро, что поделаешь.

* * *

— Все у этих Желтых не как у людей, — проворчала я, ослепленная представившейся картиной.

Нас с Люком, леди Лоттой, Берни и Маргаретой, разодетых в торжественное серебро с лазурью — цвета Дармоншира, — проводили к коронационной арене. Был с нами и Таммигтон в серебре с зеленью. И он был также потрясен, как и мы.

— Ты разве не видела фотографий арены? — удивился Люк, придерживая меня, пока я садилась.

— Нам показывали на истории правящих домов, — призналась я, — но я не была очень внимательна, каюсь. Но зато я помню последовательность церемонии.

Арена представляла из себя круглое озеро с серебряной водой, на которой в дымке покачивалась золотистая пагода, соединенная с берегом тонким мостком. С озером что-то было не так, но я никак не могла сообразить что. Вокруг него ступенями поднимались созданные из земли ложи с сидениями, оплетенными травой и какими-то вьюнками, заполненные людьми, и все это похоже было на цветок с зеркальной сердцевиной и многими-многими лепестками. Все йеллоувиньцы оделись в цвета дома Ши — золото лилось с голубых небес от солнца, золотом сияли одежды. В большой ложе, украшенной желтыми и фиолетовыми цветами, прямо напротив пагоды сидела многочисленная императорская семья: там было несколько сотен человек, которые расположились рядов на двадцать наверх.

Почетных гостей усадили на первых рядах, прямо у воды, в ложах поменьше. Я видела совсем рядом ложу серениток, где на первом сидении в окружении маленьких братьев и сестер сидела царевна Агриппия, а за спиной ее с двух сторон расположились женщина, очень похожая на Иппоталию, и вторая, с вьющимися темными волосами и умными карими глазами, увешанная магическими амулетами. Я видела делегации эмиратов и Тидусса.

Я видела своих сестер. Ангелина в синем, белом и красном расположилась рядом с Нории, окруженная множеством драконов и такая величественная, что казалась выше соседей. Каролина сидела рядом с ней и отец тоже. Василина в соседней ложе, одетая, как и дети, в красное. Мариан в алом офицерском мундире с орденскими лентами, как и на Васе. Там же была Алина, а за ними — премьер Минкен, куча знатных царедворцев и первых фамилий страны. Увидела Демьяна в традиционном гъелхте, одетом на белоснежную рубашку с кружевными манжетами и воротником. Была там и матушка Бермонта. За их спинами тоже виднелось массивное берманское представительство.

В Бермонте сейчас было семь утра и Полине предстояло спать еще пять часов. Благо, до ее освобождения от вынужденного сна оставалось всего три дня. И она должна была прийти на торжественный ужин — вчера мы болтали с ней, и она говорила, что будет в зеленом платье с вышитым красно-золотым шиповником.

Я тоже добавила в свое серебро красный. Мы всегда помнили, кто мы и откуда.

С сестрами мы поздоровались благочинно, изящно подняв руки и пошевелив пальчиками, обменявшись улыбками и кивками. Внезапно оказалось, что я не только помню все уроки, но даже то, как делала это мама.

Люк сидел рядом, слегка настороженный, и я прямо ощущала, как он хочет курить.

— Воспринимаешь как репетицию? — спросила я таинственным шепотом. Говорить громко было боязно — вдруг спугну благолепие, разлившееся вокруг, и стану причиной срыва коронации.

Он хмыкнул и чуть расслабился. И хотел что-то ответить, но тут зазвенели гонги и на пагоду ступили шесть священников во главе с Его Священством, настоятелем главного Храма Всех Богов в Йеллоувине. Ритмичный звук гонгов подхватили золотисто-фиолетовые птахи, во множестве порхавшие то тут, то там, и даже меня начало накрывать торжественностью и красотой момента.

Следом одна за другой прошли на пагоду три тонкие и красивые женщины с белыми лицами и в белых одеждах, с прическами, соответствующими провинции, откуда они были родом, без украшений и босые — то были жены наследника, и скромно встали они у ближнего к озеру края пагоды.

Жрецы пропевали благодарность всем богам и призывали Великого Ши обратить внимание на свою страну и дать корону наследнику, если он достоин, и вся толпа йеллоувиньцев, начиная с императорской семьи ряд за рядом вставала и молитве подпевала. Это звучало очень красиво — несся над ступенями арены, над деревьями, окружавшими ее, величественный гимн.

Под гимн этот в проходе между земляными ступенями показался наследник, принц Цэй Ши, маленький по сравнению с огромным озером и уходящими ввысь ложами. Под непрекращающееся пение он, босой, статный, одетый в трехслойные фиолетовые одежды, с расплетенными длинными волосами, прошел на пагоду к супругам. И стал снимать с себя одежды. Верхнюю отдал старшей жене, среднюю — средней, и нижнюю — младшей. Остался он нагим и встал у края пагоды, глядя вверх, на солнце.

Священство продолжало бить в гонги и петь, а жены, положив на землю вещи, одна за другой облили мужа из кувшинов благоухающей водой.

— Я читала, — прошептала я Люку, не в силах сдерживаться, — что здесь три воды. Одна с розой, символизирует благородство корней и наследие Ши. Другая — с жасмином, символизирует честность и чистоту.