Глава 21

Мелкий камешек подвернулся под ногу, и в спешке я едва о него не споткнулась.

Угадавшая, куда мог отправиться барон, Ханна велела мне идти, и я пошла, потому что не смогла её ослушаться.

Но я понятия не имела, зачем.

Что я скажу ему увидев?

Не разозлится ли он, обнаружив меня у порога?

Как бы сильно мы оба ни сомневались в искренности безвременно почившей Одетты по отношению к нему, её могила могла быть для него лишь святыней.

Имела ли я право приближаться к ней после всего?

Расставаясь со мной в коридоре замка, герцогиня выругалась так, как герцогине совсем не пристало, а разбойнице было в самый раз, и пообещала подобрать для нас комнаты с менее провокационным видом из окон. После секундного сомнения я попросила её этого не делать. Без разрешения и согласия Монтейна вмешиваться в подобное не должна была ни одна из нас.

Во дворе замка за моей спиной началось какое-то оживление, но оборачиваться я не стала. Быть может, такой и была жизнь в замке. А может, происходило что-то, что меня совершенно не касалось.

По мере приближения к усыпальнице воздух становился плотнее, а звуки постепенно отдалялись. Керны умели беречь покой своих мёртвых.

Я сбавила шаг, невольно задумавшись о том, каково было герцогу Удо приходить сюда.

Каково это вообще — стоять над собственной могилой?

История о его смерти в своё время стремительно разошлась по округе. Она была красивой, диковиной и трагичной — таинственным образом погибший герцог-колдун, тело которого так и не нашли, его невесть откуда взявшийся брат, молодая и прекрасная вдова, вышедшая замуж за этого брата, даже не доносив траур.

Пусть едва слышным шёпотом, но герцога Бруно и герцогиню Мирабеллу подозревали во всяком.

Когда три года спустя герцог Удо вдруг вернулся живым и здоровым, немало оказалось тех, кто счёл его неупокоенным духом, обречённым на вечное скитание призраком, которому отказано в посмертном покое за злые дела, которые он творил на земле.

Я способна была поверить во многое, но Удо Керн совершенно точно был живым человеком из плоти и крови. Весёлым, злым и очень сильным.

Довелось ли ему в самом деле умереть и вернуться из мёртвых, когда барон Монтейн сделал с ним то, что хотел?

Как скоро после церемонии он увидел свою могилу и как долго стоял над скорбным камнем?

Пытаясь поставить себя на его место, я находила, что мне не хотелось бы увидеть собственное надгробие.

Остановившись в нескольких шагах от склепа, я сделала глубокий вдох.

Нужно было всего лишь свернуть за угол, подойти к входу и…

Что?

Ступить внутрь?

Или переминаться с ноги на ногу, дожидаясь, пока выйдет Вильгельм?

Я не знала, как давно он ушёл, а он, в свою очередь, мог провести внутри и час, и два, и весь день.

Разве сама бы я не потеряла счёт времени, доведись мне оказаться на его месте?

Что бы я могла и хотела сказать человеку, перевернувшему мою судьбу так круто и необратимо, как его судьбу изменила Одетта Лейн?

Поблагодарить? Покаяться? Проклясть?

Почти десять лет прошло со дня её смерти, а он едва ли мог бывать здесь прежде.

Заправляя волосы за ухо, я поняла, что он пришёл для того, чтобы помолчать. Без слов, без единого звука оплакать и её бессмысленную раннюю кончину, и того пылкого наивного юношу, что забирался на балкон графского замка, рискуя жизнью, лишь для того, чтобы подержать свою возлюбленную за руку.

Я не должна была входить туда.

Даже на глаза ему сейчас не должна была показываться.

Не после того, как попросила его взять меня с собой, и он взял. Меня, чужую, безразличную ему, по большому счёту, женщину.

Если бы та, кого он любил больше жизни, плача просила его об этом, вряд ли на свете нашлась бы сила или разумный довод, способные его удержать.

Однако Одетта не попросила. Она выполнила волю отца и безропотно вышла за Удо Керна.

До меня донёсся голос барона, негромкий и глухой от злости. Слов из-за толстых стен было не разобрать, но я всё равно прижала ладонь к губам, чтобы даже дышать как можно тише и ничем себя не выдать.

Ему было в чём её упрекать, и он, став сильнее и старше, узнав себе настоящую цену, не мог этого не понимать.

Попрощалась ли она с ним как следует в их последнюю встречу?

Взяла ли с него слово жить и любить, наслаждаясь каждым днём?

Дав ей такое обещание, Вильгельм бы его точно сдержал.

Мне следовало вернуться в замок как можно быстрее и незаметнее. Так, чтобы он даже на дороге, ведущей сюда, меня не увидел.

— … Я-то уйду, никаких проблем! Вопрос в том, что ты будешь делать дальше? — герцог Удо показался из склепа первым.

Он вышел спиной вперёд, подняв ладони в издевательски примирительном жесте.

Монтейн почти выбежал вслед за ним.

— Это не твоё дело.

Он был настолько зол, что, кажется, просто не мог говорить громче от этой ставившей горло ярости.

Керн засмеялся коротко и саркастично:

— Какой ты неучтивый гость, Вильгельм. Ты пока что в моём доме.

Угол усыпальницы стал мне надёжным укрытием, но ни выйти из него прямо на них, ни убраться восвояси незамеченной я уже не могла. Мне оставалось только стоять и слушать жуткие, не предназначенные для моих ушей вещи.

— Имей хоть каплю уважения, — справедливое замечание о том, кто из них был у кого в гостях, барон пропустил мимо ушей.

— Ну надо же! Кто мне об этом говорит?.. Кстати, я забыл воздать должное. Мадам Мелания изумительно хороша. Кажется, у тебя начал появляться вкус.

— Заткнись.

Герцога я видела в профиль. Солнечный свет играл в его светлых, порядком выгоревших за лето волосах, и держался он с тем же поразительным достоинством, что и коротко перебивший его Монтейн. Такому не научишься, и изобразить подобное достоверно не получится, если это не идёт изнутри, не является частью натуры.

Керн сделал ещё шаг назад, и мне тоже пришлось отступить.

Если он сейчас меня увидит…

— Это тоже без проблем! Могу даже послушаться Ханну и держаться от тебя подальше. Позволить тебе мирно дождаться Бруно, а после убраться отсюда куда подальше. Всё это не играет роли.

Вильгельм оставался вне поля моего зрения, но мне и не нужно было смотреть на него, чтобы понять, почему возникла пауза. Он вздохнул, призывая себя к