— В торжище есть лекарь, — я вспомнила старого гнома по имени Торбар, который держал лавку с травами и снадобьями. Отнесем Лукаса к нему.

Мы почти бежали последнюю милю до торжища. Когда показались первые дома, солнце уже стояло высоко. Должно быть, прошло несколько часов с тех пор, как мы вышли.

На площади нас встретила небольшая толпа. Весть о том, что кто-то пошел к месту пожара, успела распространиться, и люди собрались, чтобы узнать новости.

— Огонь погас! — закричал кто-то, указывая на запад, где небо больше не светилось зловещим красным. — Дым рассеивается! Дорога скоро откроется!

Радостный гул прокатился по толпе. Но нам было не до празднования.

— Расступитесь! — крикнула Тара, пробиваясь вперед. — Ребенок ранен! Нужен целитель!

Толпа расступилась, и мы пробежали через площадь к небольшой лавке у восточного края. Над дверью висела вывеска с изображением ступы и пестика.

Я ворвалась внутрь, не стучась.

— Торбар! Здесь кто-нибудь есть⁈

Из задней комнаты вышел приземистый гном с седой бородой до пояса, заплетенной в одну толстую косу. На носу сидели очки в железной оправе, а руки были испачканы чем-то зеленым.

— Что за шум… — начал он раздраженно, но осекся, увидев Тару с мальчиком на руках. — Богиня-мать. Быстро, на стол!

Следующие полчаса прошли в лихорадочной суете. Торбар работал быстро и уверенно — промыл и зашил рану на боку, напоил Лукаса каким-то зельем, от которого мальчик, наконец, погрузился в спокойный сон.

— Повезло парню, — проворчал целитель, вытирая руки о передник. — Еще час-два, и я бы его не спас. Что с ним случилось?

— Нападение разбойников на караван, — коротко ответила я. — Родители убиты. Он один выжил.

Торбар покачал головой.

— Времена темные. Разбойников развелось, как крыс после чумы. Ну да ладно, мальчишка выживет. Рана заживет. А вот что с душой будет — это другой вопрос. Такое не забывается.

Он посмотрел на нас внимательнее.

— А вы кто ему? Родня?

— Нет, — я помотала головой. — Мы просто… нашли его. Спасли.

— И что теперь с ним делать будете?

Я и Тара переглянулись. Этот вопрос мы еще не обсуждали. В спешке спасения, в лихорадке бегства из леса, мы не думали о том, что будет дальше.

— Он останется с нами, — услышала я собственный голос раньше, чем успела подумать. — В харчевне. Пока не найдутся родственники или… или пока не вырастет.

Тара удивленно посмотрела на меня, но потом медленно улыбнулась.

— У нас теперь будет помощник, — сказала она. — Когда поправится, конечно. Пусть тарелки моет, полы подметает.

Торбар хмыкнул.

— Значит, забираете сироту. Смелое решение. Но правильное.

Мы заплатили Торбару — щедро, больше, чем он просил, — и осторожно перенесли спящего Лукаса в харчевню. Уложили его на мою кровать и убедившись, что мальчишка просто спит, закрыли не плотно дверь и отправились на кухню.

Я опустилась на табурет и уронила голову на руки.

— Мы спасли его, — прошептала я, и только сейчас до меня начало доходить, что произошло. — Боги, Тара, «гаситель» сработал. Он действительно впитал эмоции и остановил огонь.

— Ты создала чудо, — тихо сказала Тара, садясь рядом. — Твое первое настоящее творение. И оно спасло жизнь.

Я подняла голову и посмотрела на нее. На ее лице были следы копоти, волосы растрепались, медные бусинки потускнели. Но глаза светились гордостью.

— Мы спасли жизнь, — поправила я. — Я бы не смогла без тебя.

— Тогда будем считать, что мы хорошая команда, — она протянула руку, и я пожала ее. Крепко, с благодарностью, которую не выразить словами.

Мы сидели так несколько минут, просто держась за руки и дыша. Отдыхая после того, что казалось невозможным.

Потом Тара встала и подошла к печи.

— Нужно что-то приготовить. Мальчик проснется голодным. И нам самим не мешало бы поесть. Когда ты в последний раз ела нормально?

Я попыталась вспомнить и не смогла.

— Вчера вечером, кажется?

— Вот именно. Сиди, я сварю суп. Что-то простое и питательное. У нас еще есть тот бульон?

Пока Тара колдовала у печи, я сидела и смотрела на «гасителя», который лежал на столе. Шар больше не светился. Он был темным, холодным, безжизненным. Словно все силы ушли на то единственное, невероятное действие.

Я взяла его в руки и попыталась почувствовать связь. Она была там, но очень слабая. Механизм спал. Восстанавливался. Ему нужно время, чтобы снова стать готовым к работе.

— Спасибо, — прошептала я шару, чувствуя себя глупо, но не в силах сдержаться. — Ты спас мальчика. Ты был великолепен.

Шар слабо мигнул в ответ — или мне показалось? — а затем снова погрузился в сон.

Я завернула его обратно в ткань и положила в ящик стола отца, рядом с «Искрой», что вернула Тара. Два моих творения. Одно — завершенное дело отца, которое я модифицировала. Второе — полностью мое.

Оба доказывали, что я могу это делать. Создавать механизмы, которые не просто работают, но помогают. Спасают. Меняют жизни к лучшему.

— Суп готов, — объявила Тара, разливая густую жидкость по мискам. — Садись, пока горячий.

Мы ели в молчании, слишком уставшие для разговоров. Но это было хорошее молчание. Удовлетворенное. Мы сделали что-то важное сегодня. Что-то, чем можно гордиться.

Когда я заканчивала вторую миску, из спальни донесся тихий всхлип. Потом еще один.

Я бросила ложку и поднялась по лестнице. Тара последовала за мной.

Лукас лежал на кровати, его глаза были открыты и полны слез. Он смотрел в потолок и тихо плакал, пытаясь сдержать рыдания.

Я подошла и села на край кровати.

— Эй, — тихо сказала я. — Больно?

Он покачал головой.

— Мама, — прошептал он. — Папа. Они… их больше нет.

— Нет, — я взяла его здоровую руку в свою. — Их больше нет. И это несправедливо, и это ужасно, и ничто не сделает боль меньше прямо сейчас.

Он посмотрел на меня, и в его глазах был такой потерянный взгляд.

— Что мне теперь делать?

— Жить, — ответила я просто. — Дышать. Есть. Спать. Плакать, когда нужно. Смеяться, когда сможешь. Жить за себя и за них. Потому что они хотели бы, чтобы ты жил.

— Ты откуда знаешь?

— Потому