— Слушай, ты не заболеваешь? — спросила она с подозрением. — Ты сам на себя не похож. Ты обычно высокомерный и противный, думаешь только о себе и никогда не признаешь свои ошибки. Может, тебя прокляли?

— Я сам себя проклял, — ответил он со вздохом, отводя ее руку. Ее прямолинейность и честность, забота и обеспокоенность, которые он ощущал в ее мыслях, и вполне себе симпатия с участием, как к другу, казались ему такими же странными, как ей, видимо, его извинения. — Садись. Я обещал тебе амулет, помнишь? Давай я тебе его сделаю.

— Подожди, — отмахнулась Каролина. — Что у тебя случилось?

— Это не твое дело, это дело императорской семьи, — ответил Вей Ши, и она тут же надула губы. Но почти сразу довольно ядовито парировала:

— Вот, теперь я тебя узнаю. Да как хочешь, пожалуйста, — и встала, чтобы уйти.

— Не убегай, — попросил он примирительно. — Я хочу сделать тебе амулет.

— И я каждые шестьдесят дней на трое суток смогу уходить в большой мир? — настороженно уточнила Каролина, садясь обратно.

— Да.

— Ладно, — пробормотала она еще обиженно, с видом «так уж и быть». — Делай. Мне очень одиноко тут, — призналась она тяжело, пока он, повернувшись к пруду, рассматривал воду. — Я занимаюсь, я общаюсь с твоими сестрами, я гуляю, я рисую, но мне очень одиноко. Алина уже ушла в Рудлог… А тебе было одиноко, когда ты ушел в Тафию?

— Мне всегда одиноко, — рассеянно ответил Вей и понял, что нет, не так. В обители и с дедом Амфатом, с Мастером и даже с этой говорливой Рудлог ему не было одиноко. — Ты можешь немножко помолчать?

И он вновь всмотрелся в воду, в берега, заросшие лотосом.

— Ну хорошо, — вздохнула она. Но, конечно, не выдержала, и через несколько минут тихо спросила. — А что ты делаешь? Можешь, пожалуйста, объяснять? Мне же интересно.

— Для такого амулета, который позволит тебе три дня быть вне равновесного дворца Ши, нужен неслабый, зрелый уже равновесник, — объяснил Вей Ши, отрывая взгляд от воды. — Он будет уходить от тебя, пока не нужен, но ты всегда сможешь призвать его. Обычно для призыва молодых духов достаточно сыграть мелодию, и они слетаются. Но зрелых так уже не приманишь. И я ищу подходящего.

— Жаль, что я не могу видеть, как ты, — завороженно сказала Каролина.

— Ты можешь найти их по дереву с правильно, радиально растущими корнями, или по очень круглому озерцу, или по круглой грибной полянке, или по мхам, растущим правильным узором, или паутине. Равновесники имеют фрактальную природу, гармонизируясь по самоподобию, поэтому если ты видишь что-то устойчиво фрактальное, скорее всего, там равновесник, — Вей Ши снял с пояса нож и порезал себе руку, а затем покапал кровью в воду. Под белым снегопадом красная кровь беззвучно влилась в черный пруд. А затем он встал, высвистал мелодичную мелодию, и начал тихонько хлопать в ладоши, разбрасывая вокруг брызги крови. Он хлопал в заученном ритме, все убыстряясь, будто куплет за куплетом ускоряя ритм, и все вокруг начало потряхивать в такт его хлопков. Подрагивали листья вокруг пруда, подскакивала, поднимаясь столбиками, поверхность воды, и даже снег над лотосами шел волнами.

— Я это нарисую, — мечтательно сказала Каролина.

Но не успели отзвучать ее слова, как от лотосов на поверхности пруда стало подниматься золотистое плотное сияние, повторяющее очертание цветов и их подводных стеблей, и оказалось, что они все связаны друг с другом, спутаны в каком-то завораживающем порядке. Словно целый венок из стеблей и лотосов поднимался над водой, нестерпимо сияя золотом. И капли крови Вей Ши, потеками застывшие на столе, на полу и стенах, полетели к этому венку. А затем золотое сияние стеблями-усиками дотянулось и до рук Вей Ши, слизывая кровь и оставляя после себя заросшую кожу.

Вей взял срезанную прядь волос и вложил ее в медальон. А затем, аккуратно протянув руки к огромному венку, проговорил:

— Я призываю тебя на службу той, кому я должен, на шесть лет с сегодняшнего дня. Обещаю раз в год давать тебе свою кровь. Нарекаю тебя Джушу, Хранитель. Ты свободен от своего пристанища, пока хозяйка твоя находится на территории дворца. Но если она захочет выйти и призовет тебя — ты три дня должен хранить ее разум в равновесии.

Венок обернулся огромной золотистой птахой и нырнул в прядь волос, сделав ее золотой, истекающей фиолетовым дымком. И Вей, захлопнув медальон, протянул его девочке Рудлог.

— Ему там, наверное, обидно и одиноко, — проговорила Каролина, не спеша принять подарок.

— Не переживай, — ответил Вей, даже слегка разочарованный, что она не прыгает от радости. — Он не узник медальона. Медальон — это одно из его пристанищ, которое он будет заполнять только когда ты соберешься уходить. И капай туда иногда масло лотоса, он это любит.

Она поколебалась, но все-таки взяла его. Повесила на шею. И шагнув вперед, крепко-крепко обняла Вея, как тогда, когда он был тигром.

— Спасибо, — сказала она и шмыгнула носом. — Ты, в принципе, не так уж и плох, Вей Ши. Правда.

Вей и эти объятья стерпел, не дрогнув.

Принцесса отошла, разглядывая пруд. Лотосы словно потускнели, словно из них ушло сияние.

— Так что же все-таки случилось с тобой? — спросила она негромко.

Вей сел и снова прикрыл глаза.

— Я обидел, очень обидел человека, который очень любит меня. И которого я люблю, — сказал он, потому что нужно было или ругаться, или отвечать. — И не смог попросить прощения.

— Потому что тебе стыдно?

— Да.

— Знаешь, — с забавной серьезностью проговорила девчонка, — моя сестра Ангелина всегда говорила, что недостаточно попросить прощения, если продолжаешь делать то, что делала раньше. Слова без поступков ничего не значат.

— Мой дед так же говорил, — ответил Вей и замолчал.

Они посидели в тишине и маленькая Рудлог не выдержала:

— Так сильно обидел?

— Очень.

— Это ты о маме, да? — проницательно спросила она, похоже, сопоставив все, что слышала и видела в ментальной лакуне.

Он выразительно взглянул на нее, и она вздохнула.

— Да, понимаю, не мое дело. Но извиниться надо, — она опять напустила на себя потешную суровость. — Ты же умный вроде. И хитрый. Вон как придумал с нашей помолвкой, чтобы меня замуж не выдали. Придумай что-нибудь и для себя тоже. И просто больше так не делай.

— Да, о помолвке, — сменил он тему: слишком странным и нелепым было обсуждение личных вещей с девчонкой, которая и язык за зубами держать-то не умела и вполне могла разболтать