— Так это… — Женщина подарила ему очередной недоуменный взгляд. — Он же с вами ушел. — Глаза вдруг распахнулись, догадка озарила лицо. — Вы не помните?

Ему потребовались секунды, долгие секунды, чтобы прийти в себя. Такого поворота он точно не ожидал. Если он был здесь, то тогда почему она сразу не сказала, что узнала его? Если только…

— Я проверял насколько вы соблюдаете соглашение, — небрежно ответил Фенрис, принимая более добродушный вид. Ну по крайней мере, он надеялся, что у него получился такой.

— Ой, — облегченно выдохнула женщина и рассмеялась. — Зачем так пугать? Когда мы Грегори подводили? Вот ведь старый черт! Конечно, всё в секрете, как и договаривались. Как там Лукас?

— Хорошо, — отстранённо произнес Фенрис. В голове уже роились тысячи вопросов, которые он задаст своему солдату. Но сначала… — Кто-то нарушил договор, Грегори послал меня выяснить кто…

Так себе была идея, но ничего лучше Фенрису не приходило на ум. Ему нужно знать, кто ещё был с ним.

— Я за наших ручаюсь, если только Харен. Обиду держит на того азура за удар. Остальные точно не могли. Кто бы ни приходил — отвечали, как договорено.

— А кто ещё спрашивал?

— Отряд Инквизиции с магнессой темненькой такой, юной, и эльфийка потом была, низенькая.

Иримэ. Черт.

— Спасибо.

Фенрис забыл про свою лошадь. Он шел по главной и единственной улице поселения и рассматривал её, силясь найти в своей голове хоть какое-нибудь воспоминание. Он был здесь? Ходил? Сражался? Был вместе с азуром? Спас этих людей? Ушел с Лукасом? Зачем он ему?

— Твой сын — маг духа…

Яркое мимолетное воспоминание и собственные слова…

Голову пронзила сильная боль, в глазах потемнело. Фенрис зажмурился и обхватил голову руками. Но ощущение, что её проткнули насквозь и проворачивали внутри орудие пыток, не стало меньше. Он согнулся и часто задышал, желая предотвратить тошноту.

Десятки любопытных глаз смотрели на него, но никто не рискнул подойти. Если бы его сейчас кто-то захотел убить, помешать бы он не смог. Приступ прошел только минут через десять, и эти минуты помимо боли были отравлены яркой жгучей ненавистью к Инквизитору за то, что тот забрал, и за эту боль, которой теперь Фенрис расплачивался за мимолетные бессвязные отрывки собственного прошлого.

Как только стало терпимо, он вернулся за лошадью, собираясь уехать, но в последний момент передумал, наплевав на маскировку, на то, как это будет выглядеть. Ему надоели теории. Он хотел знать точно.

Фенрис вернулся к женщине, протянул ей несколько золотых.

— Мне нужно знать, кто был со мной. Как они выглядели. Подробно.

Вид сокровища, которое держал в руке странный эльф, перекрыл изумление — женщина, не сводя взгляда с монет, быстро заговорила:

— Девушка высокая. Выше меня, но ниже вас. Волосы рыжие, длинные, в косу собранные. Оружием вся обвешана. Но незачем это было, ведьма-то она темная, страшная, глаза горели так… Жуть… А как хохотала… Беду накликала, сама же и справиться не могла… Ещё воин, высоченный, огромный. Сначала людей защищал, а потом, когда Харен ведьму убить вздумал, стал угрожать нам, казнить собрался, так из-за ведьмы окаянной обиделся. А ещё человек в черном. Не знаю, парень или девушка, росточек небольшой, ну может, как с ведьму. Лицо не показывал, платком прикрыто было.

— Что мы делали?

— С монстрами бились, а потом ушли и Лукаса с собой увели.

Фенрис положил ей в руку ещё одну монету и сказал:

— Забудь, что видела, и никому никогда не говори. И про сегодняшний день тоже. Если скажешь, вернусь и убью. Остальным тоже передай.

Он забрал лошадь и умчался прочь, гнал до тех пор, пока волнение внутри окончательно не улеглось. Когда холодный ум заключил ненависть в тюрьму собственного контроля, Фенрис притормозил и спешился. Стянул с себя форму и убрал её в сумку. Отвращение, которое испытывал к элементу Инквизиции, кривило губы.

Желание уехать так далеко, чтобы его никто не нашел, затмевало все остальные желания. Сейчас, когда он без надзора солдат, это сделать проще и безопаснее всего. Но… он же без посоха. А эту ошибку он больше не совершит. В прошлый побег он был точно без посоха, ведь будь магом, его бы не поймали.

И раз ему нужен посох, то нужно вернуться. Да и Грегори задолжал ему кое-что. Но это позже. У него ещё есть несколько дней отпуска. Их как раз хватит, чтобы подготовить себе фееричное отбытие из Башни. Такое, которое Инквизитор вряд ли забудет.

* * *

Сразу по возвращении Фенрис закрылся в комнате, спрятал всё, что привез с собой. В тайник отправил и дополненный новой информацией дневник, а потом стал мерить шагами комнату в ожидании вечера. Солдат на время отпуска своего командира мог быть где угодно, и искать его по Башне — значит привлекать внимание к необычности происходящего. Фенрис не общался со своей командой вне заданий.

Время, которое неумолимо приближало его к встрече с ответами, было наполнено десятками вариантов развития разговора, какой из них выбрать Фенрис так и не решил. Он шел по пустынному коридору и вовсе с такой же пустой головой. Вся рациональность испарилась, оставляя после себя лишь частое сердцебиение.

Он осторожно постучал: негромко, чтобы не потревожить невольных свидетелей, но уверено, чтобы не выдать смятения. Удивительно, но за всё время совместной службы, Фенрис впервые посетит комнату солдата. Не именно Грегори, а вообще. Он никогда не был и в этом крыле.

У Грегори, когда он увидел у себя на пороге командира, первыми были примерно такие же мысли. Кайнарис пришел лично? Солдат молча пропустил эльфа и закрыл за ним дверь.

— Я был в Наваде, — сразу сказал Фенрис, не спуская глаз с Грегори.

— Удалось что-то узнать? — невозмутимо поинтересовался солдат, проходя дальше.

— Твой сын — маг духа, — зашел с главного Фенрис.

Грегори какое-то время всматривался в него, а потом чуть насмешливо произнес:

— Там прямо так и сказали?

— К чему эти игры? — холодно и зло проговорил эльф. — Я знаю, что твой сын не умер и что он маг духа. А ещё я знаю, что ты каким-то образом связан с той рыжей ведьмой, поэтому и пытался уговорить меня не выдавать Дария. И что я не был на задании, а сбежал, ты тоже знаешь. Какая у тебя роль во всем этом и почему не говоришь мне прямо?

— Ты ведь так и не вспомнил, — с грустной иронией сказал Грегори.

— Нельзя вспомнить то, что стерто!

— Но про Лукаса же вспомнил.