— Отпусти! — я вскинула голову, не желая показать слабость, хотя по телу уже бежали дрожащие мурашки. — Ты забыл, что сам подписал развод? Ты оттолкнул меня! Ты женился на другой!

— Она — никто, — процедил он, глаза сверкнули в полумраке подземелья, — а ты — моя истинная пара. Которую я не отпущу.

Метка на плече болезненно вспыхнула, будто раскалилась докрасна. Я едва не вскрикнула, но стиснула зубы, упрямо встретив его взгляд.

— Даже если мы связаны меткой, — выдохнула я, — это не дает тебе права подавлять мою волю!

Он резко наклонился ближе, едва касаясь моего лба своим. Его пальцы сильнее впились в мое запястье.

— Дает, — прошептал он. — Я — дракон. А ты — моя.

Я почувствовала, как щеки пылают, как сердце бьется в горле. И все же… не отвела взгляда.

— Тогда скажи мне, Рэйдар, — мой голос сорвался на шепот, но в тишине подземелья он прозвучал громче крика, — зачем ты взял другую жену?

Он нахмурился, будто сам не знал ответа. Тень скользнула по его лицу, и на миг показалось, что он хотел отвернуться.

— Ради наследника, верно? — я сама ответила за него, и слова мои прозвучали ледянее, чем я ожидала. — Насколько я помню, ты был уверен, что я — ошибка. Что я не твоя истинная пара. Ты же считал, что ею является Лисанна. У нее ведь тоже есть метка, да?

Печать на плече обожгла сильнее, будто подталкивала прекратить сопротивление и поддаться воле дракона. Я смотрела ему прямо в глаза и не могла выдохнуть дальше то, что горело на языке:

« Неужели не понимаешь, что Лисанна околдовала тебя, внушила ложь?»

Он должен был сам дойти до этого, сам все понять.

Губы Рэйдара дрогнули, он сжал мое запястье так сильно, что я поморщилась. Казалось, он вот-вот сорвется, но…

— Ха… — глухой смешок раздался из камеры.

Мы оба резко повернули головы. Виверн пришел в себя. Его глаза — хищные, блестящие в полумраке, — смотрели на нас с презрением. Улыбка на его губах была хищной, искаженной, но полной триумфа.

— Какая прелесть… — прохрипел он. Голос скрипел, будто каждый вдох рвал его изнутри. — Великий драконий император в подземельях со своей сучкой. Ты так ничего и не понял, дракон. Запутался в паутине, словно жалкая муха.

Я похолодела, хотя отчетлива чувствовала жар Рэйдара за моей спиной.

Виверн ухмыльнулся, приподнявшись на локтях, хотя путы, наложенные мной, явно тянули его вниз, к холодному камню.

— Дочь палачей… — выплюнул он, и в голосе было столько яда, что меня передернуло. — Думаешь, если спряталась за стенами замка, прошлое не найдет тебя? Твой род — гниль, проклятие для всего, что живо. Твои предки вырывали когти и зубы из моих братьев, разрезали крылья, жгли их плоть… А теперь ты, последняя из этой дряни, смеешь жить под защитой дракона?

Его глаза блеснули маниакальной ненавистью.

— Сколько бы ты ни пряталась, сколько бы ни пыталась тянуть время — ты все равно сдохнешь, Тал’ларен. Твой род прервется. И дракон… — он скривил губы в усмешке, бросив взгляд на Рэйдара, — лишится продолжения.

У меня похолодели пальцы. Слова его, как острые иглы, вонзались в сознание, разрывали сердце. Я стиснула кулаки, но не смогла заставить себя ответить.

Я почувствовала, как за моей спиной напрягся Рэйдар. Тяжелое дыхание, будто рык, зазвучало у моего уха. Я знала — если он сорвется сейчас, виверн не доживет и до следующего вздоха.

— Поднимись наверх, Элира, — голос Рэйдара прозвучал глухо, жестко. Он даже не посмотрел на меня — взгляд его пронзал решетку, впивался в лицо пленного так, что у меня по спине побежал ледяной озноб.

Я сглотнула, сжав его предплечье, и тихо спросила:

— Ты же не собираешься его убивать?

Только тогда он повернул голову. Его глаза встретились с моими — глубокие, тяжелые, такие, в которых невозможно прочитать ни жалости, ни обещания. Просто тишина и ожидание.

— Иди наверх, Элира, — повторил он так, что спорить было бессмысленно.

Я выдохнула, опустила руку и послушалась. Сделала шаг назад, другой. Перед тем как скрыться за поворотом коридора, бросила последний взгляд на пленного. Тот злобно усмехнулся мне вслед и выкрикнул хриплым голосом:

— Ты все равно сдохнешь, дочь палачей!

Я ускорила шаг, словно убегала от его слов.

Поднялась на первый этаж и, не зная, куда себя деть, вошла в зал с каминами. Пламя там горело тускло, но ровно, освещая стены и отблесками касаясь старинных гобеленов. Мартен стоял у очага, опершись руками о каминную полку, и неподвижно смотрел в огонь.

Я остановилась в дверях. Внутри защемило — так, будто я перед ним виновата. Но в чем? В том, что его семья оказалась втянута в мою войну?

Я подошла ближе, стала рядом. Некоторое время мы оба молчали, глядя, как языки пламени выгибаются и осыпаются искрами.

Первым заговорил он:

— Жестокость еще никогда не приводила ни к чему хорошему.

Я вздохнула, на миг прикрыв глаза.

— У нас нет выбора, — ответила тихо. — Виверны сами прилетели в Лаэнтор с огнем. Они напали на нас. Башня разрушена, а этот… в темнице… — я сжала кулаки. — Он уже дважды пытался меня убить.

Мартен молчал. Я бросила на него быстрый взгляд, потом добавила, чуть тверже:

— Не забывай, это его ворон всю осень и зиму следил за нами. Весной именно он выманил твоего внука в лес. Мальчик едва не погиб.

Мартен хмуро сдвинул брови, тяжело выдохнул. Некоторое время он молчал, переваривая мои слова. Потом негромко спросил:

— Думаете… император узнает что-то важное от него?

Я скрестила руки к груди и ответила:

— Очень на это надеюсь.

В мыслях вспыхнул образ Лисанны. Ее холодные темные глаза. Ее лживая улыбка…

Все внутри меня сжалось. Это она направила вивернов в Лаэнтор, ведь так? Именно она хотела смерти — моей и Рэйдара.

Я надеялась, что пленник заговорит. Что выложит все, и тогда сомнений не останется.

Мы с Мартеном еще молчали у камина, когда в дверях показалась Мона. Она выглядела бледной, взволнованной, держала руки сцепленными перед собой, словно закрываясь от всего мира. Голос ее прозвучал едва слышно:

— Госпожа… мы можем подняться из подземелий? Опасность ведь уже