что лента в моей косе распустилась и поправила её… в тот момент я не придала этому значения, но позже поняла, что она просто сняла ленту и передала Эмильену…
— Прости, — его губы касаются моей макушки, и я чувствую тепло дыхания.
— За что?
— За многое… За то, что не оказался рядом. За то, что сделал неверные выводы. За каждое несправедливо брошенное слово… — шумно втягивает воздух. — Я прошу твоего прощения, но не готов простить самого себя.
— Это лишнее. Хорошо, что мы всё выяснили… хотя теперь это и не имеет такого значения.
— Я всё исправлю. Ты обещала выйти за меня, помнишь?
Серьёзно?
— Ты был не в себе, когда говорил об этом! И, вероятно, забыл, что женат, — хочу выкрутиться из его рук, потому что объятия начинают нестерпимо жечься.
— Не забыл. Но я найду способ добиться развода, — не отпускает, сжимает сильнее, словно это должно убедить меня верить.
— Варрлата не признаёт разводы. Общество не признаёт разводы… они отвернутся от тебя.
— Плевать на общество! Циничные ублюдки, которые радостно ломают чужие судьбы, прикрываясь маской праведности… Лори, я всё исправлю, и ты останешься со мной, потому что я не смогу отпустить тебя… Ты же останешься? — шёпотом.
Глава 29
Мифы и сказки
Ева
— Ты же останешься?
Я давно не верю в сказки и научилась ни на что не рассчитывать, чтобы не испытывать потом боль разочарования, поэтому не хочу давать пустых обещаний. Возможно, я всё-таки выполню свой план и смогу уехать в другой город с ребёнком под сердцем… а он останется здесь.
— В нашем случае присутствует слишком много «если», — отстраняюсь, чтобы заглянуть в тревожные бесконечно-антрацитовые глаза. — Думаю, ты и сам это прекрасно знаешь.
— Знаю, — глухо.
Провожу кончиком пальца по хмурой складке между его бровей и убираю со лба ещё влажные пряди:
— Побудь немного со мной. Сможешь?
Его взгляд меняется от мрачного к недоверчиво-удивлённому, а затем переполняется нежностью. Он как-то по-особенному бережно снова притягивает к себе, и мне чудится выдох облегчения:
— Спасибо.
— За что?
— За то, что ты есть, — в тоне его голоса смешано слишком много эмоций, хотя он по-прежнему говорит тихо.
Укладываю голову на твёрдое плечо, растворяясь в тепле объятий. Прикрываю глаза и впитываю то, как его пальцы невесомо скользят по моим волосам и спине… осторожно гладят, заставляя тело томиться и признаваться себе в желании получить больше… дразнят и одновременно утешают.
— Ты голоден? — шёпотом, когда понимаю, что ещё немного и я сделаю то, что делать не стоит. Во всяком случае не так, не здесь и не сейчас. — Я ещё не успела поужинать и возможно ты…
— Мой голод несколько иного плана, — мне слышится тихий смешок и едва сдерживаемая улыбка, при этом Рэйнхарту приходится прочистить горло, потому что слова звучат слишком хрипло. — К-кхм… прости… с радостью разделю с тобой ужин, если позволишь.
Неохотно расцепляет руки, и я отворачиваюсь, чтобы он не успел прочитать эмоции на моём лице. Прикладываю ладони к щекам и чувствую жар собственной кожи.
— У меня пока нет кресел. Придётся сидеть на этих пуфах… — сбивчиво объясняю, пытаясь собственной болтовнёй унять волнение.
— Прости.
— За чт…
Вопрос тонет, потому что Рэйнхарт резко тянет меня обратно и ловит обрывок слов губами. Мягко, опасливо, словно спрашивает разрешение, но в то же время зарывается пальцами в мои волосы, чтобы удержать затылок… и не позволить отвернуться.
— Рэйн… — на грани слышимости и вплетая его имя в наше дыхание.
Крадусь кончиками пальцев к его шее, скольжу вдоль бьющейся венки, осторожно провожу ноготками вверх, отчего он вздрагивает и покрывается мурашками.
Судорожно выдыхает, сжимает ещё крепче и заставляет шагать назад, пока я не оказываюсь зажатой между стеной и его телом.
Тёплые пальцы ласкают мой подбородок, мягко нажимают, уговаривают разомкнуть зубы… сдаюсь, позволяю им победить…
Чувствую, как кружится голова… и теряется воздух.
Впитываю его возбуждение, тяжёлое дыхание и едва слышное рычание.
Он первым разрывает поцелуй и соединяет наши лбы… пытается выровнять сиплое дыхание, смотрит — глаза в глаза.
Мы разговариваем взглядом, касаниями кончиков пальцев, тяжёлым дыханием, своими телами.
— Я не знаю, как отпустить тебя, — сипло, сбиваясь, на резкий вдох, словно ему всё ещё не хватает кислорода.
— Не отпускай, — моя неуверенная улыбка застревает в уголках рта. — Пока не отпускай. Но если у нас ничего не получится, то я уеду из города и буду пытаться выстроить новую жизнь вдали от тебя…
Хочу добавить «чтобы однажды не увидеть тебя рядом с ней»… но слова застревают в сжавшемся горле.
Рэйнхарт замирает, а затем подхватывает меня на руки и несёт к столику с остывшим ужином:
— Сделаю вид, что не слышал этого, — он пытается придать голосу шутливости, маскируя этим растерянность и беспокойство.
Камин потрескивает и стелется по комнате золотыми бликами. За окнами слышится шум дождя.
Ужин давно остыл, но я не помню, когда в последний раз еда казалась мне такой вкусной. Возможно, всё дело в том, что он удерживает меня боком на своих коленях и кормит, аккуратно поднося к губам на вилке маленькие кусочки.
— Рэйнхарт?
— М?
— Что не так во́ронами?
— Во́роны? Мифические птицы?
— То есть… что значит мифические?
— Такие же, как гаргульи, мантикоры, золотые змеи. Как фальхен на твоём балконе… Существа из старых легенд.
Подвисаю. Разглядываю абсолютно серьёзное лицо темноглазого лорда.
— Хочешь сказать, что ты не видел воронов?
— Ну почему же, — запивает проглоченный орешек ещё тёплым травяным чаем. — В толстых книгах древних легенд много изображений воронов. Его образ символизирует мудрость и тайны мироздания. Ворон был покровителем старой церкви Анхелии.
— Расскажи, — затаив дыхание.
— О воронах или о церкви?
— Обо всём.
Пристраиваю голову ему на плечо, наслаждаясь звуком тихого, словно немного простуженного голоса.
— В легендах говорится, что когда-то наши земли населяли древние существа. Они жили в гармонии с людьми. Гархалы и мантикоры охраняли покой людей, отпугивая зло, поэтому их образы так часто используют на барельефах дворцов. Грифоны и фальхены позволяли седлать себя, если находили своих ездоков. Говорят, на их крыльях можно было пересечь королевство от Илларии до южного побережья быстрее, чем полдень сменится полуночью.