Так. Главное, не волноваться.

Пузырьки выдыхаемого под водой воздуха щекочут щёки и поднимаются с характерным бульканьем.

Выныриваю. Растираю лицо отрезом грубой ткани, чтобы разогнать кровь.

Несколько раз приседаю и тянусь, чтобы размять напряжённое волнением тело.

Но ведь и леди Флюмберже там будет, и другие леди тоже. Значит, всё не так плохо…

Так ведь?

Так.

Растираю в ладонях каплю «чудодейственного» масла и пятернёй прохожусь по волосам, отмечая, как упругие локоны обретают глубокое шелковистое сияние.

Сбрасываю с себя домашнее платье.

Бельё… нужно выбрать бельё. Чёрное кружево и шёлк, зелёное со вставками бархата или нежно-голубой батист, расшитый мелким жемчугом?

Чёрное. Мне всегда нравился чёрный.

Из зеркала на меня смотрит молодая девушка с молочной, покрытой веснушками кожей, рассыпанными по плечам медно-золотистыми локонами, и талией, которая кажется слишком узкой для таких крутых бёдер и пышной груди.

Странно, что раньше меня такое сочетание во внешности раздражало…

Надеваю платье, которое подготовила специально для сегодняшнего дня. Плотная дорогая шерсть, выглядывающий из-под подола, фальшивый молочно-белый «низ сорочки» и ряд мелких аккуратных пуговок от горла до самого низа. Вместо воротничка… изящный шелковый бант.

Выдыхай Ева. Пора выбираться из тени и хотя бы побороться за своё место на этом празднике жизни. Ну а если совсем ничего не получится… то у тебя всегда остаётся запасной план.

Надо бы хоть узнать, что там за города в южной части нашего королевства… впрочем, нет, не надо. Не хочу сейчас об этом думать. Во всяком случае не раньше, чем разберусь со своими финансами и уверенно встану на ноги.

Складываю в потайной карман платья коробочку с карминовой помадой, гребешок, зеркальце и шпильки с «сюрпризом» от Ом Хелии.

Шаль. Нужно взять тёплую шаль, потому что осень уже вступила в свои права.

Всё. Я готова.

Сбегаю по лестнице и едва не налетаю на Сэлли возле задней двери особняка.

Сэлли вздрагивает, резко разворачивается и заливается краской. За её спиной обнаруживается фир Том.

— Праведного дня, миледи, — Том растягивает губы в добродушной улыбке.

— Праведного, фир Том! — Делаю вид, что не заметила растерянности Сэл. — Как удачно, что вы здесь. Загляните ко мне после праздников, я хочу в этом месяце выплатить ещё одну часть ссуды, но мне бы не помешала небольшая консультация.

— Госпожа… вы уже уезжаете?

— Да, Сэлли. Перед домом ожидает карета.

— Я видела, просто вы ещё не завтракали, а путь не близкий, — всплёскивает руками, начиная суетиться. — Погодите, пожалуйста!

Исчезает в кухне и возвращается с маленькой корзинкой.

— Госпожа, здесь кусок пирога, пара яблок и бутылочка ягодного отвара.

— Спасибо, Сэл, не знаю, что бы я без тебя делала, — широко улыбаюсь, чем только сильне смущаю Сэлли, и проскальзываю к выходу.

И как это я не подумала о том, чтобы прихватить с собой еды. Кто знает, какие там негласные правила кормления леди на этих праздниках? Может, так же как и на некоторых великосветских приёмах — «разрешается только смотреть».

Однотипные пейзажи пасмурных осенних полей постепенно сменяются видами гор и я прилипаю к окну, медленно дожёвывая последнее яблоко. Карета то едет вверх по холму, то вниз, то пересекает живописные рощи, ручьи и речушки.

— Скоро будем, миледи, — сообщает в открытое слуховое окошко кучер.

Капля кармина на губы и щёки, несколько взмахов гребнем, шпильки… одну втыкаю в причёску, вторую прячу в карман. На всякий случай.

Нужно выпустить у лица пару лёгких прядей. Вот так.

Дыши, Ева.

* * *

Дворец расположился среди холмов и невысоких горных склонов. Его стены скрыты среди высоких деревьев с толстыми стволами и пышной янтарной кроной.

К осени дни становятся короче, и солнце вот-вот начнёт устало катиться к закату, расплёскивая по облакам рыжеватые блики.

— Добро пожаловать, миледи, — лакей церемонно подаёт руку и помогает мне выйти.

Следую за ним, мысленно перебирая все уроки этикета леди Тайлин.

Спина, осанка, подбородок, плавный шаг.

Вокруг прогуливаются гости. Откуда-то доносятся звуки музыки. Меня провожает удивлённый взгляд белокурой леди… Кажется, я видела её на вечере в доме Маноли? Впрочем, это не имеет значения. Здесь наверняка будет достаточно тех, кто не ожидает увидеть возвращение леди Милс в «благородное и праведное» общество.

Широкая, украшенная поздними цветами дорога огибает центральный фасад дворца и выводит к просторной поляне, где среди многочисленных гостей снуют жонглёры и скоморохи.

По краям поляны расставлены алые шатры, а в центре горит высокий костёр, вокруг которого одетые в чудаковатые наряды девушки и мужчины танцуют не менее чудаковатые танцы.

Это вовсе не то, что ожидаешь увидеть на празднике во дворце, но все песни и танцы — это своего рода ритуалы, прославляющие дары осени. Так принято провожать лето и просить милости у грядущей зимы.

Рэйнхарт говорил, что традиции этого праздника очень древние, древнее, чем храмы Анхелии.

Чуть правее костра, на вымощенной мрамором площадке танцуют леди и лорды. Их головы украшены венками из осенних листьев, а движения плавные и целомудренные. Едва ли они касаются друг друга кончиками пальцев.

Засматриваюсь, на то, как жонглёр подбрасывает в воздух красные яблоки, одно из которых ловит в прыжке скоморох. Жонглёр картинно возмущается, что его «обокрали», и с мстительным выражением лица швыряет хулигану в голову второе яблоко… скоморох ловит фрукт зубами, умудряясь прокрутить при этом очередное сальто.

Это явный спектакль, но он вызывает улыбки многих гостей.

— Что ты здесь делаешь? Как посмела явиться? Как тебя вообще сюда пустили?

Как же я «соскучилась» по злобному шипению ехидны.

— И вам праведного дня, миледи, — оборачиваюсь к ней с вежливой улыбкой. — Приятно знать, что вы рады меня видеть.

— Да как ты… — рассматривает меня, багровеет, бледнеет и едва не захлёбывается слюной. — Как ты смеешь после всего показываться среди благородных леди? Во дворце! Ты! Ты… Да ты…

Какое утончённое красноречие и аристократический аристократизм.

— Поберегите здоровье, леди Орнуа. Дышите глубже и не переживайте — у леди Милс, возможно, больше оснований быть здесь, чем у многих других, — леди Флюмберже растягивает губы в сладостно-ядовитой улыбке, подплывая к нам справа. — Лоривьева, моя девочка, как я рада, что вы приехали! Пойдёмте, дорогая. Розали обрадуется, узнав, что вы здесь. И не она одна.

Такая чрезмерная доброжелательность Флюмберже действует на ехидну удивительным образом — заставляет её растерянно замереть с открытым ртом. Этих секунд нам хватает, чтобы гордо пройти мимо разочарованных взглядов