— Я выучусь, если вы позволите.

— Хорошо. Если после того не передумаешь, расскажу и про химию.

Чем черт не шутит, может, в парне спит второй Ломоносов?

— Ты, Федька, прав в том, что иногда сложные вещи можно понять, просто наблюдая за жизнью и слушая старших.

Я снова обернулась к Кузьке. Что ж с ним делать, балбесом?

— Барышня, не гоните его, — вступился Митька. — Я за ним пригляжу. Он больше не будет.

Я посмотрела на Кузьку. Тот опустил голову, и было видно: он понял, что едва не убил себя и других.

— Приглядим, — заверил Федька, отвешивая приятелю очередной подзатыльник. — Все вместе. Если что, пусть третий раз за все платит. Только я думаю, понял он.

— Что ж, поверю, что понял. — Я смерила Кузьку взглядом. — Третий раз за все платит. Еще одна оплошность — выгоню. И никакие просьбы не помогут.

— Спасибо, барышня, — пробормотал Кузька, не поднимая глаз.

— А за разбитую посуду все равно вычту. И штраф тоже — за то, что подверг опасности остальных.

Кузька торопливо закивал.

— Как вам будет угодно, барышня. Я понял, правда понял.

— Глафира Андреевна, все целы? — окликнули меня.

Я обернулась и обнаружила на краю луга Стрельцова, размашисто шагающего в нашу сторону. Увидев мое лицо, он заметно расслабился. Подошел ближе и снова собрался. Под его ледяным взглядом, явно отметившим помятые юбки кузины и травяные пятна на них, Варенька побледнела и попыталась спрятаться за спиной Нелидова. Тот, наоборот, распрямился навстречу исправнику.

— Варвара, марш домой, — процедил Стрельцов. — Вы, Сергей Семенович…

— Кир, слышал, как бабахнуло! — защебетала Варенька, выглядывая из-за плеча управляющего. — Кто бы мог подумать, что обычная побелка способна так…

— Любой, кто хоть немного занимается хозяйством, — так же холодно произнес Стрельцов. — Я сказал, ступай домой! И не выходи из своей комнаты до вечера.

— За что⁈ — возмутилась графиня. — И вообще, я вчера при тебе обещала отцу Василию…

— Ты не обещала отцу Василию. Ты сказала, что надо непременно съездить в церковь. Завтра я лично сопровожу тебя и Глафиру Андреевну к заутрене. По крайней мере, пока вы обе остаетесь у меня на глазах, я точно знаю, что вы живы и не пострадаете, если что-то где-то в очередной раз бабахнет.

— Надеюсь, меня вы не посадите под замок? — приподняла бровь я.

— Я сделал бы это с огромным удовольствием. Но, к сожалению, это ваш дом, а не мой, так что распоряжаться я могу только в пределах своих полномочий. Что произошло?

Мальчишки переглянулись. Кузька съежился.

— Кусок негашеной извести упал в крынку с квасом, — сказала я. — Никто не пострадал, кроме горшка и вашего спокойствия.

— Упал, — с нажимом произнес Стрельцов. — Сам. Сергей Семенович, вам следовало бы лучше приглядывать за работниками вместо того, чтобы помогать барышням…

— Сергей Семенович действительно очень помог, — перебила я его совершенно невинным тоном. — Корзина с жаровнями оказалась куда тяжелее, чем я рассчитывала, а мальчишки были заняты…

— Дендрофекальной архитектурой, — вставила Варенька.

Стрельцов побагровел. На мгновение прикрыл глаза, будто изо всех сил старался не взорваться.

— Варвара, хватит пререкаться. Глафира Андреевна, сердечно вам признателен за расширение лексикона моей кузины, особенно в столь специфичных областях.

По крайней мере в этом он прав.

— Прошу прощения, Кирилл Аркадьевич. Мне действительно стоит лучше следить за словами. Отвыкла за время своего затворничества. Варенька, я…

— Я сам объясню кузине значение этого слова и почему его нельзя употреблять в приличном обществе, — перебил меня Стрельцов. — Варвара, марш в дом, я тебя догоню. И, Глафира Андреевна, я хотел бы знать, когда вы сможете вернуться к… нашим поискам.

— Как только дам работникам следующее указание. Впрочем… Сергей Семенович, вы можете объяснить парням, как заложить компостный ящик? Частокол из сушняка, который найдется в парке, на оплетку можно нарезать ивовых прутьев. Земля с копоркой годится на прослойку, навоза в навознике предостаточно, девочки вчера пропололи огород, и сорняков вместе с кухонными отходами хватит для первого слоя.

— Конечно, объясню. Я читал труды Болотова, — кивнул Нелидов. — Однако навоз хорошо бы поберечь.

— Для чего?

Варенька замерла в пяти шагах от нас, явно прислушиваясь.

— Кизячный сбор, — сказал Стрельцов.

Я моргнула, и Нелидов решил объяснить.

— Натуральный налог, армии нужна селитра. Количество зависит от владений и числа жителей на них.

Занятно. А я-то думала, что навозник заполнен и благоухает из-за небрежения покойной Агриппины.

— Его можно заменить денежной податью?

Как бы ни хотелось мне экономить деньги, в почти натуральном хозяйстве вроде моего навоз может оказаться ценнее золота.

— Можно, и многие так и делают.

— Тогда пусть мальчишки начнут, все равно за один раз весь навозник не освободить. А вы посчитайте, во что нам обойдется денежная компенсация, и потом решим, как лучше поступить.

Нелидов поклонился, жестом велев мальчишкам следовать за собой.

— Варенька, будь добра, возвращайся в дом. Мы тебя догоним, — сказала я.

Графиня поплелась по дорожке. Полкан догнал ее, наскочил с лаем, будто собирался укусить.

— И ты меня гонишь, — проворчала она, но все же прибавила шагу.

Я подождала, пока они дойдут до границы парка. Развернулась к Стрельцову, который молча стоял рядом.

— Я понимаю, что вы испугались, Кирилл Аркадьевич, и благодарна вам за беспокойство. Однако не стоит срывать свой гнев на моем управляющем. Мы все не заметили, как мальчишка бросил кусок негашеной извести в крынку с квасом.

Стрельцов скрестил руки на груди, глядя на меня сверху вниз.

— Ваш управляющий проявляет поразительную беспечность в одном и непозволительную шустрость в других делах. И я удивлен, что вы, с вашим умом, не видите очевидного. Или не хотите видеть?

— Объяснитесь, будьте добры.

— Ваш управляющий — юноша без средств и связей. Устроился в дом, где сейчас целых две богатых невесты…

Я фыркнула.

— Не знаю, как у вашей кузины, а мое приданое — двадцать тысяч долгов.

— И тысяча десятин земли, — не успокаивался Стрельцов. — Вы всерьез считаете, будто мотивы вашего управляющего исключительно благородны? Нищий, у которого на руках сестра и мать, не может позволить себе благородства.