Хозяйка старой пасеки 3
1
Мир рассыпался на стоп-кадры.
Еще один мешок вылетает из моих рук.
Марья Алексеевна замирает у лестницы.
Нелидов отпихивает Вареньку к стене, закрывая собой.
Гришин увлекает меня за мешки.
Стрельцов хватает гранату.
Я кричу — от фитиля осталось меньше сантиметра, и взяться за него, чтобы выдернуть, просто не за что. Исправник начинает наклоняться, явно намереваясь упасть на гранату собственным телом. Медленно, так медленно, как бывает только в кошмаре.
С потолка обрушивается вода. Слепит, заливает рот и нос. Кажется, сам воздух стал водой, я хочу вздохнуть и не могу.
— Стоп! — Голос Стрельцова заполнил все помещение, и потоп прекратился. Мгновенно.
— Хватит меня поливать! — простонала Марья Алексеевна. Тяжело села. — Ну это уже ни в какие ворота не лезет, — заявила она. — Даме в моих летах не годится сидеть в луже, словно мокрая курица. Граф, сделай милость, помоги.
— Рад, что вы благополучны, Марья Алексеевна, — светским тоном сказал Стрельцов, протягивая ей руку.
Это было уже слишком. По щиколотку в воде, перемешанной с землей и рассыпавшейся копоркой, все еще держа в другой руке чугунный шар с остатком фитиля, в облепившей тело одежде этот… этот… вел себя, как будто не произошло ничего особенного. Как будто он только что не собирался умирать. Как будто каждый день его… и меня, между прочим! — запирают в моем же собственном! Погребе! Он даже магический свет не погасил!
Нет, мне просто необходимо закатить истерику!
Но Варенька успела первой, разрыдавшись.
Нелидов отступил на шаг, испуганно оглянулся на нас.
— Я не… я не хотел быть грубым. Варенька, вы не ушиблись?
Марья Алексеевна решительно отодвинула его в сторону. Охнула. Я дернулась к ней — она отмахнулась. Притянула Вареньку к себе, и та уткнулась в могучий бюст. Лицо генеральши на миг перекосилось, но, если ей и было больно, в голосе не отразилось ничего.
— Пореви, графинюшка, пореви. Этакую страсть пережить. Кабы не ты, всем бы нам конец.
— Правда? — шмыгнула носом Варенька.
— Правда, — очень серьезно подтвердил Стрельцов. — Ты спасла всех нас. Я горжусь тобой.
Варенька разрыдалась еще пуще.
Стрельцов растерянно посмотрел на меня.
— Как вы думаете, ей нужно помочь или посочувствовать?
Вопрос был настолько неожиданен и неуместен в этом темном погребе, что я хихикнула:
— С гранатами вы обращаетесь лучше, чем с барышнями.
Он помрачнел, а я никак не могла уняться:
— Неужели дамские слезы страшнее смерти?
Я судорожно всхлипнула, из последних сил стараясь не разрыдаться следом за Варенькой. Вцепилась зубами в ладонь — боль на миг отрезвила.
Стрельцов со вздохом сунул гранату в руки приставу, сгреб меня в охапку, прижимая к себе, и мои нервы сдали окончательно.
— Имейте в виду, я вас на том свете найду и выскажу все, что думаю о вашем поведении, — всхлипнула я, прежде чем спрятать лицо у него на груди.
Хорошо, что и мундир, и рубашка уже промокли насквозь, можно реветь сколько угодно.
— Кирилл Аркадьевич, — жалобно проговорил Нелидов.
— Помолчали бы вы, Сергей Семенович, — прогудел Гришин. — Понимать надо. Это мы, солдаты, к таким делам привычные, а у барышень чувства тонкие. И то сказать, вместо того чтобы в обморок хлопнуться, как им по званию положено, одна Марье Алексеевне соломки подстелила, вторая фитиль залила. Мой вам низкий поклон, барышни. И молиться за вас обеих до скончания века буду.
Судя по шороху, он в самом деле поклонился в пояс. Наверное, я должна была успокоиться, но вместо этого слезы потекли еще сильнее.
— Глаша, так это ты мешки под лестницей поставила? — спросила Марья Алексеевна.
— Я, — всхлипнула я. Заставила себя отстраниться. — Простите. Тут и так потоп, а я еще сырость развела.
— Перестаньте, Глафира Андреевна, — неожиданно мягко сказал Стрельцов. — Вы держитесь с удивительным мужеством, если это слово можно применить к барышне.
— Сейчас снова разревусь, — проворчала я.
Попыталась вытереть лицо рукавом, но только размазала по нему крошки копорки. Стрельцов выудил из-за обшлага носовой платок, грустно посмотрел на мокрую тряпку.
От нового витка смеха вперемешку со слезами меня спас Гришин.
— Но какой же душегуб по этому имению бродит? — проворчал он. — Это ж подумать только, на старуху… Ой, простите, барыня.
— Да что там, ясное дело, не юница, — отмахнулась Марья Алексеевна.
— На даму в летах не постыдился руку поднять, — закончил пристав.
— Не знаю, — сказал Стрельцов. — Но непременно выясню. Теперь это личное дело.
Он начал подниматься по лестнице.
— Осторожней! — не выдержала я. — А вдруг он там караулит?
Исправник молча кивнул. Свилась магия — дверь стала прозрачной. Я ахнула.
— Пчелы!
Разъяренный рой кружил над пасекой — куда злее, чем тогда, ночью. Или мне так показалось в те мгновения, пока доски снова не обрели плотность.
— Стойте! — вскрикнула я. — Если вы сейчас выйдете…
Стрельцов кивнул. А до меня только сейчас дошло, что пчелы разозлились не просто так.
— Если этот гов… — Как выбирать выражения, когда трясет от злости? — Говяжий х… хвост все же разнес мою пасеку, я ему устрою с-с… сеанс апитерапии в летальных дозах.
— А что такое апитерапия? — полюбопытствовала Варенька.
Я медленно выдохнула. Зато рыдать расхотелось, все польза.
— Лечение пчелиным ядом, — проворчала я.
— Кажется, злоумышленник сам себе его устроил. — Стрельцов посмотрел на дверь.
— Не совсем же он идиот? — возмутилась я.
Исправник пожал плечами.
Надо было заткнуться, но пережитый страх и злость требовали выхода.
— Что это вообще за мир… в смысле, что за манера ходить в гости с гранатой!
— Да разве ж мир ему запретит? — философски заметила Марья Алексеевна. На мое счастье, слово «мир» она поняла так же, как местные крестьяне. — В наставлениях по поведению в свете про гранаты ничего не сказано.
— Не волнуйтесь, Глафира Андреевна, — сказал Стрельцов, и мне снова захотелось его стукнуть. Да кого и когда успокаивала фраза «не волнуйтесь»! — Допросим — узнаем. Пока могу только предполагать. Может быть, злоумышленник хотел разрушить мое охранное заклинание, гранаты оно бы не выдержало точно. Пока
