запахом гари — старой, въевшейся в стены.
Я толкнула створку.
Кухня была огромной. Сводчатый потолок, закопченный до черноты. Вдоль стен — длинные столы для готовки, покрытые слоем грязи. Медные кастрюли и сковородки висели на крюках, позеленевшие от времени.
Но главным здесь был очаг. Он занимал почти всю дальнюю стену. Огромный, как пасть дракона, способный вместить целого быка.
Конечно же, он был холоден и пуст.
Я прошла к центру кухни, поставив сундук на стол (предварительно смахнув рукавом пыль).
Внезапно в углу, за грудой сваленных в кучу корзин, что-то зашуршало.
Я замерла, подняв огниво выше.
— Кто здесь?
Шорох повторился. А затем что-то звякнуло, словно металл ударился о камень.
Крысы? В таком доме они должны быть размером с собаку. Или мародеры?
Я огляделась в поисках оружия. На столе валялся тяжелый медный половник. Я схватила его, чувствуя приятную тяжесть в руке.
— Выходи! — крикнула я. — Я вооружена и у меня... очень плохое настроение!
Из-за корзин вылетела гнилая картофелина. Она просвистела у меня над ухом и шлепнулась в стену, оставив мокрое пятно.
— Уходи! — проскрипел голос. Он звучал так, будто кто-то тер камни друг о друга. — Смер-р-рть! Холод! Уходи, глупая девка!
— Ах ты ж... — я шагнула вперед, замахиваясь половником. — А ну покажись!
Из тени выскочило нечто.
Оно было ростом мне по колено. Клубок спутанной серой шерсти, старых тряпок, мха и паутины. Из этого комка торчали два огромных уха, похожих на лопухи, и два светящихся желтых глаза. Нос напоминал сушеный гриб, а рот был полон мелких, острых зубов.
Существо держало в когтистых лапках ржавую вилку и воинственно ею размахивало.
Домовой.
Я читала о них в местных бестиариях. Духи дома. Хранители очага. Без них дом умирает. Этот, судя по всему, был уже на грани агонии.
— Вон! Вон! — верещал он, подпрыгивая. — Хозяев нет! Тепла нет! Жизни нет! Это склеп! Ты умрешь, и мне придется тащить твой труп в подвал! У меня спина болит!
Страх исчез. Осталось только изумление и... жалость. Он был таким же брошенным и несчастным, как и я. Только я мылась сегодня утром, а он, похоже, не видел воды лет пятьдесят.
Я опустила половник, но не выпустила его из рук.
— Я не умру, — сказала я твердо. — И таскать меня никуда не надо. Я — леди Алисия дель Тор. Твоя новая хозяйка.
Домовой замер. Его уши дернулись. Он прищурился, разглядывая меня.
— Хозяйка? — переспросил он с сомнением. — Дель Тор? Ты? Эта тощая мокрая курица?
— Я герцогиня, — отчеканила я. — И если ты сейчас же не прекратишь кидаться овощами и не расскажешь мне, где здесь дрова, я... я тебя помою. С мылом.
Угроза подействовала. Домовой испуганно пискнул и прижал уши.
— Не надо мыла! Вода жжется!
— Тогда веди себя прилично. Как тебя зовут?
— Кузь... Казимир, — буркнул он, пряча вилку за спину. — Я тут один. Все ушли. Сто зим назад ушли. Магия ушла. Только холод остался. И Скверна в подвале скребется.
— Скверна подождет, — решительно сказала я. — Мне нужно согреться. Казимир, докладывай обстановку. Дрова есть? Еда есть?
Он понурил голову, и его лохматые плечи опустились.
— Нет дров, хозяйка. Сгнили в сарае. Паркет в гостиной сырой, не горит. Мебель... жалко мебель. Красивая была.
— А еда?
Казимир пошаркал к шкафу у стены, дверца которого висела на одной петле.
— Вот, — он указал когтистым пальцем.
Я подошла и заглянула внутрь.
На полке стоял мешок. Я развязала его — внутри была серая мука, пахнущая затхлостью. По ней ползал одинокий, но очень упитанный жук. Рядом лежал кусок вяленого мяса, настолько твердый, что им можно было забивать гвозди. И банка с солью, превратившейся в камень.
Всё.
Я смотрела на эти «богатства», и внутри меня что-то обрывалось.
Мы были в каменном мешке, посреди снежной пустыни, без еды, без тепла, с жуком в качестве основного блюда.
Я медленно опустилась на шаткий табурет. Ноги больше не держали.
— Это конец, — прошептала я. — Рэйвен знал. Он знал, куда меня отправляет. Это не ссылка. Это казнь. Медленная и холодная.
Казимир подошел ближе. Он перестал шипеть. Теперь он смотрел на меня с каким-то странным выражением. Словно ждал, когда я начну выть.
— Все умирают здесь, — проскрипел он. — Магии нет. Дом голодный. Он выпьет тебя, как и прошлых.
Я закрыла лицо руками. Холод проникал уже не просто под одежду, он проникал в душу. Мне захотелось лечь прямо здесь, на грязный пол, свернуться калачиком и уснуть. Уснуть и не проснуться. Пусть Рэйвен получит свое вдовство.
Моя рука безвольно скользнула в карман кардигана. Того самого, из дома.
Пальцы наткнулись на что-то маленькое, твердое и гладкое.
Я замерла.
Медленно, словно во сне, я вытащила руку. Разжала кулак.
На ладони лежали три вишневые косточки.
Крупные, округлые, с едва заметными прожилками. Сорт «Алая Королева». Я выводила его пять лет. Скрещивала морозостойкую степную вишню с южной, сладкой, как мед. Эти три косточки были моим триумфом. Я собиралась посадить их весной на даче. Я мечтала, как они зацветут, как я сварю первое варенье...
Они были теплыми.
Я моргнула. Мне не показалось. Косточки действительно были теплыми, гораздо теплее моей ледяной руки. Они словно пульсировали слабым, ритмичным светом.
Тук-тук. Тук-тук.
Как крошечные сердца.
Я поднесла их ближе к глазам. В полумраке кухни, освещенной лишь огарком магического огня, мне почудилось, что вокруг них дрожит зеленоватое марево.
— Что это? — прошептал Казимир. Он вытянул шею, его нос-гриб задрожал. — Пахнет... пахнет Живым.
— Это вишня, — сказала я. Мой голос окреп.
Я вспомнила слова Рэйвена: «Ты пуста. В тебе нет магии».
Идиот.
Во мне нет его магии. Нет этой хищной, разрушительной силы льда и огня, которая пожирает своих носителей. Но во мне есть знание. И есть любовь к земле.
Я вдруг поняла, что тепло косточек передается мне. Оно бежало по пальцам вверх, к плечу, разгоняя ледяную кровь. Оно кололо кончики пальцев, словно просилось наружу.
Я резко встала. Табурет с грохотом упал.
— Казимир, — сказала я. — Где выход во внутренний двор? Там, где меньше ветра?
— Зачем? — домовой попятился. — Там смерть! Там минус тридцать! Ты замерзнешь за минуту!
— Не замерзну, — я сжала косточки так, что они