– Прости, солнышко...

Последнее, что почувствовала, был сильный удар в спину, падение в холодную жижу и острая боль во всём теле.

Снова темнота.

* * *

В прошлой жизни я и не предполагала, что смерть может служить избавлением. Теперь же, неистово молила о ней, сгорая в мучительной агонии.

Боль острыми иглами впилась в каждую клеточку моего измученного тела, не желая отпускать ни на секунду. Даже редкие минуты забытья терзали плоть нестерпимым жаром, заставляя выть и кричать, ища во тьме ту самую старуху с косой. Теперь она представлялась едва ли не чистым ангелом, пришедшим спасти мою грешную душу.

Я видела её несколько раз, и в надежде тянула к ней руки. Но чьё-то ворчливое бормотание и детский лепет всякий раз прогоняли мою спасительницу во тьму.

Я ничего не видела и ничего не понимала, скитаясь на краю сознания. Кто я? Где я? Две жизни смешались в одну, наведя в постоянно пульсирующей голове стойкий непроглядный сумбур.

Казалось, вечность я провела в том ужасном состоянии, начиная считать, что смерть лишь начало моих испытаний. И вся боль, что изводила душу и тело была теми самыми адскими муками, которые я когда-то отчаянно желала своему собственному мужу.

В один миг всё прекратилось, будто черти, наигравшись со мной, как с новой игрушкой, переключились на кого-то другого. Вслед за болью пришла слабость. Мышцы словно окаменели после тяжёлой болезни. Сил не хватало даже на то, чтобы открыть глаза.

– Слава богу, кажется ей становится лучше, – в воспалённое сознание громким криком ворвался обеспокоенный мужской шёпот, при звуке которого я тяжело застонала. Ощущение разрывающейся черепной коробки вернулось с новой силой.

– Твой бог, здесь совсем ни при чём, касатик, – проскрипел старушечий голос. – Задержись ты хоть на полчаса, девка наверняка сгинула бы на той стороне. Чтоб вернуть её, мне пришлось силой с ней поделиться. Иначе приставилась бы. Ребёнка спасти мне не удалось, – прошептала бабка. – Раны телесные я залечила, а вот душой другим придётся заниматься. Станет хорошо питаться, скоро будет, как новенькая. А если начнёт отказываться, капни в воду эту настойку и дай ей выпить, – старуха немного помолчала. – Так, хоть мучиться больше не будет. Бедняга... Не каждый воин выживет после такой костоломки.

– Да. В коня, будто демоны вселились. Я с трудом урезонил его. Конюх уверен, что дело не чисто. Посмотрела бы...

– Посмотреть то дело не хитрое. А с хворой то что дальше делать будешь?

– Женюсь!

Глава 4

Услышав уверенный мужской голос, старуха как-то странно закряхтела.

– Опомнись, пока не поздно. Эта девка не ровня тебе!

– По моей вине она едва не погибла, да ещё и ребёнка потеряла... Теперь я обязан заботиться о ней до конца своих дней, – простонал мужчина, дотронувшись до моей раскалывающейся головы. Пульсирующая боль чудесным образом начала стихать, возвращая меня в ясное сознание. Мысли стали чётче, а сказанные незнакомцами слова теперь доходили более доходчиво.

Кто этот мужчина и почему хочет взять меня в жёны? Смутные воспоминания о прежнем муже чуть было снова не отправили меня в небытие. Они были на столько противны, что к горлу подступила предательская тошнота.

Нет! Определённо, я больше не хочу иметь с противоположным полом никаких близких отношений! Я буду жить только для себя и маленькой дочурки.

– Твой род один из самых древних. Тебе необходим наследник! Даже если ты освободишь её от супруга, эта доходяга вряд ли сможет выносить его, – обидные слова женщины задевали за живое, подтверждая самые страшные опасения: падение с лестницы не убило моего жестокого престарелого мужа. Это значит, что мы в ещё большей опасности. Густаф Огайл не успокоится, пока не сведёт в могилу и нас.

– Эта девушка явно не из бедных, хотя я никогда не видел её раньше. К тому же, тебе не хуже меня известно, что наследника может родить только любимая и любящая жена. И, что-то мне подсказывает, что это она и есть. Видно, само провидение привело меня в эту глухомань.

Господи Иисусе... и этому требуется сын! Да что ж за наказание такое? Почему мужчинам от меня нужно лишь это? И где моя дочка?

Открыть глаза, а тем более и что-то спросить у меня пока не получалось, а потому я всего лишь слабо заскулила, подобно израненному псу, и попыталась пошевелить рукой. Может быть так они поймут, что я хочу увидеть Юми.

– Её ребёнок отправился к праотцам, – зло пропыхтела старая, будто не замечая, что я пришла в себя. – Где гарантия, что другие выживут?

– Юми! – прохрипела я, наконец осознав, что говорят эти двое о моей маленькой дочке. – Этого не может быть!

Неужели моей малютки больше нет?

Момент падения в холодную лужу с крошкой на руках вихрем пронёсся перед глазами. Сверху по мне потоптался взбеленившийся жеребец, едва не убив меня. Я и сама то чудом осталась жива, что уж говорить о слабом ребёнке...

Рыдания рвались из горла, обжигая своей горечью. Я попыталась сесть на кровати, но чьи-то сильные руки удержали меня, уложив на прежнее место. Я ничего не видела и никого не слышала, убиваясь, как мне казалось по единственной родной душе в этом чужом, жестоком мире.

– Господин! – как гром среди ясного неба услышала я щебетание знакомого голосочка. – А почему мамочка плачет?

В дверях небольшой, но уютной комнатки, теребя в руках тряпичную куклу стояла моя малышка. Её глазки были полны непролитых слёз, а нижняя губка мелко дрожала толи от холода, толи от страха.

Волна облегчения мгновенно смыла остатки тумана в моей голове, и я наконец-то поняла, что потеряла я ещё не рождённого ребёнка. С Юми, слава богу всё было прекрасно. Выглядела она, да и чувствовала себя очевидно лучше меня. А это для меня было сродни бальзама на израненную душу.

– Юми, солнышко! – простонала я, протягивая к дочке перебинтованные руки. Она не смело шагнула было ко мне, но, затравленно взглянула в сторону сгорбленной старухи и остановилась.

– Подойди к матушке, – неожиданно ласково произнёс высокий блондин, обращаясь к Юми. – Она сейчас немного не похожа на себя, но это скоро пройдёт.

Он подошёл к девочке, взял её за ручку и медленно