– Она очень старая, – бормочу я, проводя рукой по золоту. Христианство было еще молодой религией, когда изготовили эту шкатулку. Она, возможно, такая же древняя, как Трир или Святой Симеон.

Хольда не мой бог, но я все равно мысленно обращаюсь к ней: «Хорошее место для укрытия. Спрятать языческий камень в христианскую шкатулку. Неплохо».

Вода плещется у могилы Йоханна. Вода… та вода, которую Фрици собрала, та вода, которую Дитер призвал… Неужели у обоих, брата и сестры, такая сильная связь с водной стихией из-за того, что Хольда спрятала здесь свой камень?

– Нам нужно идти, – зовет Фрици, дергая меня за руку. Я отряхиваюсь, моргая, чтобы избавиться от жжения в глазах.

«Я должен остановить Дитера, – говорю себе. – Остановить его, а затем вернуться и завершить работу, которую начал и которую продолжил Йоханн».

Подавив эмоции, я киваю Фрици:

– Я готов.

Прежде Фрици бежала по туннелям так, словно знала их, теперь она сомневается. Я догадываюсь, что ее магическая связь – я не уверен, с кем именно: с Хольдой, с камнем или с братом, – вела ее сквозь тьму. Без этого маяка она бы заблудилась.

Но я отлично ориентируюсь в здешних потемках.

– Сюда, – зову я, и в моей голове разворачивается карта акведуков. Мы слишком близко к базилике, где разрушений больше всего и туннели самые ненадежные, в ту сторону нам нельзя идти. О северной стороне, в направлении Порта-Нигра, также не может быть и речи. Третий ход кишит хэксэн-егерями и тоже частично уничтожен.

Я веду Фрици на запад, следуя по туннелям, которые становятся все у́же. Под римским мостом находится водосток, который впадает в Мозель. Мы дрожа шлепаем по холодной воде. Мороз и ужас пронизывают нас, эхом отдаваясь в костях. Но мы упрямо движемся вперед.

Если я буду продолжать идти, рано или поздно выберусь отсюда. Если остановлюсь, перед моим взором встанут немигающие глаза Йоханна.

Мы выбираемся из туннеля под старым римским мостом. Акведук открывается здесь в реку, так что последний отрезок пути нам приходится дрейфовать по воде, следуя течению, пока не окажемся в водах Мозеля. Каменные столбы, поддерживающие римскую дорогу и расположенные на большом расстоянии друг от друга, идут через реку, создавая опасное препятствие. Поверхность реки кишит лодками. И… телами?

– Помогите! – кричит кто-то, и я резко оборачиваюсь. В тот же момент Фрици выныривает у меня за спиной, хватая ртом воздух. Она встречается со мной взглядом, кивает – с ней все в порядке, – и я оборачиваюсь, чтобы разглядеть кричащего мужчину, указывающего на воду, где барахтается девочка. Я хватаю ее за косы, чтобы ее руки, размахивающие в панике, не утащили меня под воду, и плыву, загребая одной рукой, к мужчине, который помогает мне втащить в лодку охваченную страхом девочку. Всюду опрокинутые лодки, люди кричат и барахтаются в воде, везде царит хаос.

– Что происходит? – спрашивает Фрици, ее кожа раскраснелась. Зубы стучат от холода, когда мы преодолеваем воду.

– Дитер призвал воду отсюда, – догадываюсь я. – Вода же не могла появиться из ниоткуда. Он протащил речной поток по туннелям, а потом она хлынула обратно… – Из-за чего пошли волны, и это опрокинуло маленькие лодки, а большие баржи стали сталкиваться друг с другом. Неподалеку покачиваются бочки с вином, а уже появившиеся мародеры сбрасывают вниз веревки, пытаясь украсть товары, упавшие за борт.

– Ты умеешь плавать? – спрашиваю я. Фрици кивает, и вместе мы пробираемся к берегу.

Единственный плюс происходящего в том, что мы с Фрици выглядим, как две промокшие крысы среди десятков других, которые карабкаются на берег. Рядом с мостом разворачивается кран, который поднимает грузы с судов, и рабочие спускаются вниз, помогая людям подняться. Вода и грязь делают берега скользкими, и рабочий размахивает руками, сбрасывая веревку, чтобы помочь нам забраться.

Как только мы оказываемся наверху, Фрици прислоняется к белой оштукатуренной стене, кладет руки на колени и переводит дыхание. Я бросаю взгляд на реку, где по-прежнему царит хаос.

– Какова вероятность, что Корнелия, Бригитта и остальные всего этого не заметили и ждут нас в лагере? – спрашиваю я.

– Я могу спросить у Хольды, – предлагает Фрици.

– Не утруждайся.

Я вздрагиваю от звука низкого мужского голоса и с бешено стучащим сердцем оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть подходящего к нам Алоиса в коричневом плаще, его лицо наполовину скрыто капюшоном. У него мрачный взгляд, а выражение лица такое разъяренное, какого я еще никогда не видел, но когда он смотрит на нас с Фрици, на его губах появляется улыбка.

– Хвала Триединой, что вы целы, – говорит он, заключая меня в объятия и хлопая по спине так сильно, что я выплевываю воду ему на плащ.

Алоис срывает с себя плащ и укутывает Фрици, у которой громко стучат зубы, а затем уводит нас с главного моста.

– Мы почувствовали магический порыв, – объясняет он, ускоряя шаг. – К тому времени Корнелия уже заставила нас бежать к вам на помощь. Она сказала, что Хольда…

– Кричала на нее? – догадывается Фрици.

– Что-то в этом роде.

– Но… – начинает Фрици.

– Мы разбили новый лагерь. И мы раздобыли коней.

Алоис сворачивает с дороги и ведет нас к месту, где среди деревьев ждут лошади. Алоис устраивается в седле, я забираюсь на гнедого мерина, пока Фрици садится на вороную кобылу. Я внимательно наблюдаю за ней, но она выглядит сильной, как и всегда, и не показывает усталости или печали, хотя я чувствую, что она наполнена ими. Фрици так легко не сломать. Она не позволяет себе слабости.

Мы следуем за Алоисом на восток, в лес. Когда останавливаемся, Алоис стреноживает лошадей, и мы направляемся к костру, где нас ждут остальные.

Я не мешаю Фрици рассказать о случившемся, лишь добавляя что-то по мере необходимости. Я смотрю на огонь, который шипит и трещит, словно пытаясь присоединиться к разговору.

– Итак, – подводит итог Корнелия, когда Фрици замолкает. – Дитер завладел камнем.

– Он знает, где находится другой, – добавляет Бригитта.

– Остался только один, – говорит Фрици.

– Господи, что за чертовщина? – восклицаю я, отскакивая и швыряя ветку в потрескивающий костер.

В костер, который вдруг выглядит как Лизель.

Глаза Фрици округляются от испуга, но я нахожу в себе силы, лишь чтобы указать на пламя. Алоис смеется, а Корнелия приглядывается, пододвигаясь ближе. Испуг на лице Фрици сменяется растерянностью, когда она понимает, куда все смотрят.

– Лизель? – произносит она, опускаясь на колени и приближаясь к костру.

– Привет, Фрици! – Языки пламени мерцают, образуя лицо Лизель, сияющее от радости. – Абноба научила меня новому фокусу!

Мое сердце бешено бьется, а тело