Он переводил тему, и мне следовало бы просто сделать вид, что так и надо, но, черт возьми, это было важно.

— Так и не смог её простить?

Удо не то скривился, не то его лицо свела короткая судорога.

— За что мне её прощать… Ей хорошо с Бруно, ну и черт с ними, пусть будут счастливы.

Теперь та неправильность, что звучала в его голосе, начинала подозрительно походить на растерянность, и я не позволила ему отвернуться. Не пытаясь остановить, пошла рядом.

— Я просто подумала, что тебе, должно быть, любопытно. Учитывая, что у них двое детей…

— Знаешь, как зовут этих детей? Эмили и Удо. Герцогине пришла блажь назвать сына в мою честь. Её голова по-прежнему забита всякой чушью о том, что я был не просто первым мужем, а её первой любовью, первым мужчиной и первым настоящим разочарованием. Правда, после моей смерти она сочла, что я был не так уж плох…

Я обогнала его, чтобы все-таки преградить путь, уперевшись ему в грудь ладонями.

Удо выглядел злым, пренебрежительным и раздосадованным.

Я медленно повела руками вверх к его плечам.

— Да ты же трус, герцог Керн. Тебе, мать твою, страшно просить у неё за что-то прощения. И такое искушение — просто не смотреть ей в глаза.

Он перехватил меня за подбородок, впервые делая по-настоящему больно, но испуга не было. Не после того, что я увидела и услышала только что.

— Ты ничего не знаешь ни о ней, ни обо мне.

— Я знаю, что ты до смерти боишься, что это твои дети. И что она не держит на тебя зла. Быть виноватым перед живыми сложнее, чем перед мёртвыми.

Я смотрела на него, не пытаясь вывернуться из захвата, видела, что в эту секунду Удо меня почти ненавидел, и с трудом сдерживалась от того, чтобы засмеяться.

Он наклонился и поцеловал меня снова — глубоко, властно, так, что из головы выбило даже те немногие мысли, что в ней были.

— Это дети Бруно. Ни они, ни эти двое не имеют ко мне никакого отношения, — он произнёс это тихо, чётко, зло.

Я стиснула воротник его рубашки и потянула обратно за ещё одним поцелуем — в конце концов, это действительно не было моим делом. Ни сплетни о том, что герцогиня Мирабелла родила подозрительно раньше срока, ни…

— Я проверял. Чуть не сдох, но проверил.

— А ему ты об этом сказал?

— Сам разберётся, не маленький. К тому же, ему на полном серьёзе всё равно.

Я всё-таки рассмеялась, качая головой, а потом нехотя разжала пальцы.

— Пошли. Скоро начнет темнеть.

Небо за верхушками деревьев и правда начинало хмуриться, и не только от дождя.

Наблюдая, как Удо мрачнеет вместе с ним, я почти пожалела о том, что затеяла и поддержала весь этот разговор. Было интересно, но добраться до места вовремя нам было важнее.

А добраться мы не успевали.

Ночь в лесу всегда наступала раньше, и когда тени сгустились, мне снова захотелось что-нибудь пнуть.

— Значит, ночуем здесь, — первым это вслух произнёс чертов герцог, садясь прямо на землю возле обещанного мне ручья.

Я осталась стоять, внимательно оглядываясь по сторонам.

— Ты уверен, что это безопасно?

— Нет, — он пожал плечами, глядя на меня снизу вверх так знакомо и выразительно, что пнуть мне захотелось уже лично его. — Но мы и так шли весь день. Если окончательно устанем к середине ночи, да ещё и без воды, будет хуже.

— Всегда есть куда хуже, — нехотя соглашаясь, я села рядом и посмотрела на него. — Но ведь завтра все будет иначе?

Удо улыбнулся мне коротко, устало и, кажется, немного благодарно.

— Да. Завтра будет еда, нормальная кровать и воды вдоволь.

Хотела или нет, но я снова ему верила, хотя предпосылок к тому, чтобы все это оказалось правдой, не было никаких.

Пока я умывалась, чертов герцог развел огонь — низкий, тихий, синий.

— Это очень красиво, — сидя над небольшим костром, я впервые решилась поднести к нему руку так близко.

— Оно не обожжет, — Удо сидел напротив, и в отсветах этого пламени его лицо тоже казалось каким-то иным.

Я покачала головой, а потом потянулась к огню. Это был хороший способ проверить…

Он и правда не обжигал. Пропуская бело-голубое пламя между пальцами, я завороженно наблюдала за тем, как оно скользит по ладони и запястью, будто лаская.

Слов не было. Возможности вдохнуть полной грудью — тоже.

— Это…

— Не всегда. Никто кроме тебя и не пробовал.

У него был странный тон, и я подняла глаза, чтобы успеть увидеть…

Ничего. Все то же бесстрастное выражение лица.

Убрав руку, я растерла запястье, как будто могла сохранить частицу этого пламени на коже.

Тревога не отступила совсем, но стала глухой, фоновой, не мешающей отдыхать.

— Я не помню, сказала или нет тебе спасибо.

Как ни старалась, припомнить я в самом деле не могла, а ведь стоило.

— Не за что.

Судя по всему, он правда так считал, и это было…

Первые тяжелые и холодные капли дождя упали мне на нос.

— Да черт же побери!

— Этот огонь не погаснет.

— Мы все равно вымокнем до нитки.

— Думаешь, смерть от простуды так уж отвратительна? — он пересел ближе и притянул меня к себе.

— Унизительна, как минимум.

Ничего другого, кроме как мокнуть в лесу, нам все равно не оставалось, но так и правда стало теплее.

Дождь усиливался, где-то вдалеке послышались раскаты грома.

Я прикрыла глаза, решив хотя бы соврать себе, что намерена подремать, но Удо выпрямился. Почти столкнув меня со своего плеча, он внимательно и настороженно оглядывался по сторонам, и я почувствовала, как спину подергивает холодом, а волоски на шее встают дыбом.

В лесу что-то происходило. Ветер был не таким уж сильным, но ветки начинали качаться, как будто через них ломилось нечто огромное.

В лицо мне полетели листья, и Удо вскочил на ноги как раз в тот момент, когда в отдалении хрустнул какой-то сук.

Он потянул меня за собой, больно сжав предплечье, и когда страх поднялся изнутри обжигающей неконтролируемой волной, я слепо вцепилась в его пальцы.

Это был Итан. Я узнала бы это ощущение и так, но теперь, прочувствовав силу, исходящую от герцога Керна…

— Бежим, — он прошептал это одними губами, почти беззвучно, и я сорвалась с места, не вспомнив ни о потерянном плаще, ни о костре.

Нестись через густую незнакомую чащу было отвратительной идеей, но Удо вел умело. Он оставался на шаг позади, я