не заметят, мало этого, он посмел проворачивать запретными чарами во дворце.
― Да, совсем страх потерял. Зато благодаря мерзавцу ты обрел долгожданную сайеру. Постой, ― Итан с опаской покосился на девушку, в то время как я снимал с неё проклятийные запрещенные чары. ― Ты сказал — во дворце? Он и сейчас творит свои грязные дела? В моем дворце?!! Сансейт!
― Успокойтесь, Ваше Величество. Не прям так сейчас, но да, недавно проклинал. И начал это грязное дело довольно давно. И у него вполне себе вышло.
― С твоего позволения, я присяду. Вот же пакость. Но как же мои маги не заметили этого? Как же защита дворца не среагировала?
― Мне удалось выяснить: всему виной древний гримуар с давно потерянными редкими изданиями черных чар.
― Ты говоришь о книге проклятых? За обладание книгой проклятых надлежит немедленная казнь, это очень серьезное обвинение.
― Тут и без проклятых он натворил на казнь, куда уж ещё.
― М-да, ― король скрестил пальцы домиком. ― Служанку мою чуть чести не лишил, наглость какая! Тень на мой дворец. Злости не хватает. Ничего, близится возмездие. А что ты подразумевал под тем, что у него вполне получилось?
Вздохнул, обращая на короля усталый, тяжелый взор.
― Давай оставим конкретно этот разговор на после бальное время, ладно?
Итан пожевал губу.
― Ладно. Но после я жду подробностей.
― Они будут, друг.
― Обыски проводятся?
― Да, к утру будет полный отчет. Однако уже известно: именно Мортель отдал приказ убить одну из служанок своего особняка, дворецкий сознался в убийстве, его признание запротоколировали. Одно раздражает: придется ждать окончания бала. Либо же вы позволите раньше схватить его, Ваше Величество?
― Нет, не сейчас. Вот же дрянь. Своими руками бы придушил, таких дел натворил, как и самый отъявленный отступник не сумел! Куда же глядел отец девушки? За кого замуж отдавал?
― Не распаляйся, хотя мне приятно твоё беспокойство за мою жену. А отец её и рад спихнуть малышку, она ведь незаконнорожденная.
Итан скривился.
― Это мне известно. Вот только от ответственности Парси это не избавляет. Ох, я бы с радостью выдал тебе разрешение на арест Мортеля, доказательной базы достаточно и без обысков, если бы не визит эльфов, те слишком остро чуют насилие, даже если оно справедливое, ты знаешь: даже если кинуть его просто в застенки, уже только это может дурно повлиять на настроение ушастых, а мне нужен чертов договор на поставку волшебной пыльцы с Лесом.
― Понимаю, ― хмуро отозвался, нежно оглаживая ладонь своей женщины. Король опустил руку мне на плечо в знаке поддержки:
― Не думаю, что он осмелится что-то сделать с твоей парой в моем дворце.
Пусть только попробует, мокрого места от него не оставлю.
― Ладно, всё завтра. Ну, а тебе я желаю как можно скорее найти со своей парой понимание, любовь, детишек побольше, и жду, конечно же, приглашение на брачную церемонию.
― Спасибо, вот только приглашение скоро не жди, будь уверен, так быстро мне приручить сайеру не выйдет.
― Это ещё почему? Хотя, да, из-за урода у неё скорей всего проблемы с доверием, сочувствую и желаю терпения.
― Не в этом дело, когда она узнает о том, что мне было давно известно о нашем браке, боюсь, попытается проредить мне шевелюру.
― Милые бранятся, только тешатся.
― Плюсом, я подстроил нашу встречу в термах, прикрыв иллюзией руны так, что леди вошла в мужские термы, где я её и поджидал.
― Всякие ухаживания… Ты что сделал⁈ А-ха-ха-а-хах… Она тебя придушит, прикажу отыскать шелковую веревку из сокровищницы, помирать, так по-королевски.
Улыбнулся, потирая большим пальцем губу.
― Прикрывался иллюзией, представляясь другим магом, она видела меня в компании с Камилой, играющей роль моей любовницы.
― Ну, всё, я заказываю тебе поминальный саркофаг, либо лучше урну? Не переживай, отправим тебя в иной мир опять-таки по-королевски, со всеми почестями. Не зря же у тебя с моим домом дружеские связи. Организую в лучшем виде. «…И знали его как великого инквизитора, грозного и ужасно почитаемого всем народом, погибшего по собственной дурости от нежной ручки собственной жены». Неплохая заключительная траурная речь, как считаешь? Жаль, я не инквизитор, а то бы расщедрился тебе на самый лучший очистительный огонь.
― Сейчас заплачу от умиления.
― Плачь, разрешаю. Цени мою заботу о тебе.
― Всё, я плачу. Кровавыми слезами.
― Ага, давай, платочек дать? Шелковый. Эльфийская ткань. Рекомендую.
― Желаю тебе, друг мой, встретить женщину ещё более невыносимую, чем ты сам.
― Это что — проклятие?
― Благословение.
― Н-да? Ещё страшнее. Так. Ты изменился в лице. Что такое, друг мой? Ты словил невербальный вестник, как понимаю.
― К сожалению. В Изумрудном кое-что обнаружили. Кое-что очень нехорошее, друг мой.
Мортель
Он чуял: по его душу грядет нечто страшное. Всё пошло совершенно не так, как он рассчитывал, и совсем не понимал, где просчитался! Неужели король каким-то образом зафиксировал его чары? Но как? Используемое им заклинание очень тонкое, из гримуара бабки, ещё ни разу не давало осечки, даже архимагистры не понимали подвоха и никогда не признавали в тех чарах запретные, как же так? Кайло пнул столик, перевернув тот. Всклокочил волосы и ринулся к двери, ему хотелось на воздух. Однако… только он сунул нос наружу, как навстречу ему шагнули стражи, напугав до мокрых штанов.
― В чём дело, лорд?
― Мне не спится, хочу выйти в сад.
― Сад ночью посещать запрещено. Как и запрещено покидать комнаты.
― Мне нужно воды!
― В раковине ванной полно воды, вернитесь в комнаты, лорд Мортель.
Граф похолодел, медленно шагнул назад, перед его носом захлопнулась створка.
…Это конец! Так он понял. Он попал. Влип по-крупному. Им всё известно.
Мортель заметался по покоям, грыз ногти.
― Что делать? Что же делать?!!
Истерично взвыл.
Надо бежать! Спасаться. Но как? Его обложили по-крупному. Как?!!
Резко остановившись, зверьем глянул на стену, за которой были комнаты Сьеры. Точно.
Пусть женушка слабосилок, однако если выкачать её силы, в том числе жизненные, подчистую, то можно разорвать ткань мироздания и сбежать на другой континент. Да!!!
Граф кинулся к сумке, выуживая ритуальный кинжал, как знал, что понадобится. Глянул на луну, полная. То, что надо. Резко содрав с пола ковер, он бухнулся на колени, полоснул по ладони лезвием и в безумии принялся чертить кровавую пентаграмму.