– Апостольский символ веры, – объясняю я Фрици.

Она, прищурившись, вглядывается в текст.

– На латыни?

Я киваю.

– Но взгляни, – я указываю на слова: «Creatorem caeli et terrae». – Создатель неба и земли, – перевожу я и провожу по линии, которую кто-то едва заметно нанес мелом под словом «terrae».

– Подсказка? – уточняет Фрици. – Мы ищем землю?

– Давай посмотрим, есть ли еще что-то.

Мы разделяемся, и каждый направляется к своей колонне. Я нахожу еще одну черту мелом под словом «sub», что означает «под». Фрици жестом подзывает меня и указывает на третье подчеркнутое слово: mortuos. «Мертвые».

– Земля, под, мертвые, – шепчу я. – Нам нужно найти мертвых, которые находятся под землей.

Ее глаза округляются. Подсказки указывают на одно место.

Склеп.

Фрици оглядывает церковь, высматривая ступеньки, которые приведут нас туда. Я беру ее за руку. Никто не узнал бы этот маршрут, если бы не был глубоко верующим, который изучает карты и знает потайные проходы. Кто-то вроде меня. Или Йоханна.

Я провожу Фрици через заднюю дверь во внутренний двор, соединяющий церковь Богородицы с архиепископским собором. Священник, которого я не узнаю, стоит, склонив голову, в галерее, но из-за дождя во дворе кроме него никого. Я веду Фрици по другому коридору, к темной каменной лестнице, потом вниз к резной двери, и быстро вхожу внутрь. Пространство освещают только оплывшие свечи. Здесь стоит запах петрикора и сырости.

– Может это оказаться ловушкой? – спрашивает Фрици дрожащим шепотом.

Я делаю шаг вглубь склепа. Только потому, что я изучил туннели и карты, я знаю, что отсюда есть проход к римским туннелям, но он обрушился столетие назад. Единственный вход в эту часть склепа и выход из нее – по лестнице, по которой мы с Фрици только что спустились. Если хэксэн-егери ворвутся сюда, мы окажемся в западне.

Я собираюсь схватить Фрици и броситься назад, когда слышу шаги – не от двери, а из глубины склепа, из теней.

– Ты здесь, – произносит голос. Догорающая свеча мерцает при дыхании говорящего.

Йоханн расправляет плечи, переводя взгляд с меня на Фрици и обратно.

За несколько месяцев мальчик повзрослел лет на десять. На подбородке у него светлые растрепанные волоски – едва заметные признаки мужчины, который, похоже, не хочет больше быть мальчиком. Его лицо изможденное, кожа землистая. Йоханн, прищурившись, смотрит на нас, и я думаю, он, должно быть, сомневается, что мы настоящие.

– Я вернулся, – говорю я. «Боже, прости меня за то, что я уходил. За то, что не закончил то, что начал».

Йоханн сглатывает, его кадык поднимается и опадает.

– Остается только молиться, чтобы не было слишком поздно.

– Что тут происходит? – спрашивает Фрици, подходя ближе. Йоханн жестом приглашает нас следовать за ним вглубь склепа. Я беру свечу, воск мягкий и дешевый, свеча кривится в моей руке, пока я иду вслед за Йоханном.

– Дитер сумасшедший, – бросает он. – Но он каким-то образом… он имеет власть над людьми. Архиепископ похож на…

– Марионетку? – догадывается Фрици.

Йоханн кивает.

– Он говорит, и слышится его голос, но произносит он то, чего никогда бы не сказал, и делает то, чего никогда бы не сделал. Он редко покидает свой кабинет, но указы, которые он издает… Дитер сейчас обладает всей властью.

Я чертыхаюсь. Я думал, что Дитер лишился сил, когда мы схватили его, но он черпал из Фрици магическую энергию и использовал ее, чтобы манипулировать окружающими. И помимо магии у него есть и другие виды власти, например способ контролировать епархию.

– Я скрываюсь уже больше месяца, – продолжает Йохан. Это древняя часть склепа, мы идем глубже, чем я когда-либо заходил. Повсюду разбросаны камни, и нам с Фрици приходится идти медленнее, огибая их, чтобы не упасть.

Надо отдать Йоханну должное, это великолепное укрытие. Маловероятно, что кто-то стал бы искать мятежника в церкви, вдобавок склепом здесь редко пользуются. Если только сам архиепископ не умрет, никто сюда не спустится. Крипта собора предназначена для иерархов Церкви, обычные прихожане – по крайней мере, те, кого не сожгли, – гниют в костнице[16], прежде чем их положат в могилы. Им не предоставляется отдельная комната под святым полом. Паломники, приходящие в собор, преклоняются перед алтарем, целуя усыпальницы, изысканные позолоченные шкатулки, в которых хранятся святые реликвии. Архиепископ восседает на троне, а одеяния священника касаются гладкого пола, и никто из них не знает, что человек, живущий в темном склепе у них под ногами, замышляет освободить город от тирании.

Единственная проблема…

– Как ты покидаешь склеп незамеченным? – спрашиваю я.

– Внимание Дитера сосредоточено на туннелях, – отвечает Йоханн. – Но этот он еще не нашел.

Йоханн отводит руку в сторону, и я ахаю. Старый туннель, тот, что обвалился, расчищен. Камни, наваленные вокруг могил, – это обломки.

– Это ты все сделал? – спрашиваю я, заглядывая в глубину туннеля. От главного акведука его отделяет груда камней, никто в акведуках и не подумал бы, что туннель открыт.

– Мне помогли. – Йоханн поворачивается ко мне: – Знаешь, не только ты трудился. Многие ненавидели режим террора. Многие оказывали сопротивление, даже в мелочах.

– И ты объединил их. – Я подавляю эмоции, переполняющие меня. Я должен был поступить так, как Йоханн. Должен был довериться другим, организовать восстание, а не хаос. Должен был объединить людей.

Мне не следовало сражаться в одиночку.

Все бы повернулось иначе, если бы я искал союзников, а не плел интриги? Работая не только со своей сестрой, а позже с Фрици, возможно, я смог бы свергнуть Дитера еще до того, как у него появился шанс стать тем, кем он стал. Возможно, ковен Фрици был бы спасен, возможно, больше ведьм не сгорело бы, возможно…

Мир возможностей похож на груду обломков.

Моя жизнь основана на прошлых решениях. Остается только двигаться вперед и пытаться создать такое будущее, за которое мне не будет стыдно.

– Я видел тебя, – говорит Йоханн. – Раньше. Мне потребовалось время, чтобы понять, что ты сделал и как работал. В тот раз, когда ты ударил меня, сказал, что я не могу говорить так… Ты не шутил. Не потому, что хотел, чтобы я верил в то, что проповедовали hexenjӓgers, а потому, что я и правда не мог так говорить… если хотел остаться в живых. Если хотел найти способ дать отпор.

Я помню тот удар. Я не сдержался. Не только Йоханна убили бы из-за рассуждений о милосердии к заключенным, но мои тайны могли оказаться раскрытыми, если бы я был к нему снисходителен.

– Я начал встречаться с теми, кто отмалчивался, как отмалчивался и ты. – Йоханн делает шаг вперед, хватает меня за плечо и