– Почему ты не поехала с ним на ферму?

Мия закатывает глаза, как бы говоря: «Потому что, очевидно, здесь еще надо много сделать».

– С чем тебе нужна помощь? – спрашивает она.

– В доме-крепости безопасно? Мне надо добраться до акведуков и…

– Он сказал передать тебе сообщение, если ты когда-нибудь вернешься.

Ее слова заставляют меня замолчать, мои мысли несутся в другом направлении.

– Кто? – настораживаюсь я. Мы с Фрици переглядываемся. Мия ведь не может иметь в виду Дитера?

– Йоханн, – отвечает она.

«Йоханн». Юный хэксэн-егерь, который осмелился предупредить меня о приближении Дитера. Тот, кто сопроводил Дитера обратно в Трир, пообещав проследить, что его казнят. Йоханн – пожалуй, единственный мой союзник среди хэксэн-егерей.

– Он жив? – спрашивает Фрици, и в ее голосе проскальзывает нотка надежды.

– Он помогал нам с тех пор, как ты ушел, – сообщает Мия, и меня снова захлестывает чувство вины, оседающее тяжестью в животе. Я знаю, что Мия имеет в виду не только брата и себя, но и других людей.

Йоханн осмелился рискнуть, чтобы помочь им, когда я оставил город.

– Мы делаем все, что в наших силах. Есть… – Мия хлопает в ладоши, подыскивая слово. – Наша компания? Мы не все знаем друг друга, узнаем только по отличительным признакам. Мы пытаемся предупредить людей, которых ищут охотники на ведьм, освободить заключенных, подорвать власть комманданта…

Йоханн не просто помогает.

Он основал подпольную сеть.

– Он сказал, что ты можешь вернуться, – завершает Мия. – Если все-таки узнаешь, что дела плохи.

Я опускаюсь на колени, не обращая внимания на недовольную курицу, которая бьется о мою ногу.

– Мне жаль, что я оставил тебя, Мия.

Она сердито смотрит на меня.

– У нас нет времени на твои извинения.

– Она мне нравится, – замечает Фрици.

– Он велел передать тебе, чтобы ты сходил в церковь.

Я в замешательстве качаю головой.

– В какую церковь? – Их десятки, от величественного кафедрального собора до церкви Порта-Нигра, от часовен при монастыре в честь святого Симеона до маленьких приходов, разбросанных по округе.

– Он только сказал, что тебе нужно найти звезду, прежде чем ты сможешь увидеть все.

Я делаю глубокий вдох.

– Что это значит? – не понимает Фрици.

Мия пожимает плечами:

– Было небезопасно говорить открыто. Если кто-нибудь из jӓgers поймает нас и узнает, чем мы занимаемся…

Зашифрованное сообщение.

– Кажется, я знаю, куда идти, – говорю я и поворачиваюсь к Фрици: – Йоханн тоже знаком с акведуками и, если он следил за Дитером, сможет указать направление, в котором нам нужно двигаться.

Фрици напряженно кивает, и я понимаю, что это приближает нас к встрече с ее братом.

К тому моменту, когда придется убить его.

Прежде чем покинуть девочку, я высыпаю ей в руки содержимое своего кошелька.

– Уходи из города, – говорю я. – Это поможет вам с братом уехать на юг. – Я рассказываю ей о Баден-Бадене и о том, что в Черном Лесу у меня есть друзья.

Она берет деньги, но я вижу, что она недовольна мной.

– Я никуда не уеду, – угрюмо отвечает она. – С чего бы мне уезжать?

Я изумленно смотрю на нее:

– Чтобы быть в безопасности.

На ее губах появляется ухмылка:

– Меня не волнует безопасность.

Я испытываю трепет, стоя перед ней. Может быть, Фрици права, и я слишком благороден, слишком виновен, слишком неправильный. Я хочу всех спасти. Но Мия напоминает, что не каждый хочет – или нуждается – в спасении.

И что я не одинок в своей борьбе.

* * *

– Итак, куда мы направляемся теперь? – спрашивает Фрици, когда я веду ее прочь с Юденгассе. Я не хочу проходить через площадь, но это самый короткий путь. Слева от меня возвышается Порта-Нигра, справа тлеют обгоревшие трупы жертв Дитера. Мы с Фрици спешим мимо, сворачиваем на улицу, прежде чем Фрици останавливается с широко раскрытыми глазами.

– Собор? – выдыхает она. Там находится резиденция архиепископа, человека, который поддерживал злодеяния Дитера. «Скорее всего, он не более чем марионетка этого демона», – думаю я.

Я качаю головой, отводя Фрици в сторону, когда мужчина с телегой, полной сена, проходит мимо.

– Рядом с собором есть церковь. Церковь Пресвятой Богородицы.

Фрици хмурится, все еще не понимая, но следует за мной.

– Лучше я тебе это покажу, чем буду рассказывать.

Мы натягиваем капюшоны, приближаясь к церковной площади. Собор возвышается как крепость, а не святое место. Но чуть правее от него, в тени, находится маленькая церквушка. Церковь Пресвятой Богородицы была построена французами – Трир находится достаточно близко к границе, – и, несмотря на ее красоту, ее часто не замечают, обращая внимание на резиденцию архиепископа. Здания резко контрастируют – одно грубое, другое изящное, одно построено из массивных каменных блоков, другое украшено витражами и резными арочными узорами, которые делают камень похожим на кружево.

Никто не останавливает нас, когда мы заходим в церковь, хотя большинство паломников идут в собор, чтобы увидеть реликвии.

Мы здесь не ради реликвий.

Еще достаточно рано, чтобы витражи отбрасывали на пол что-то, помимо синих и красных бликов. Я веду Фрици в центр здания.

– Звезда, – ахает она.

На каменном полу выложена золотая двенадцатиконечная звезда.

– Что она означает? – спрашивает Фрици. Ее голос тихий, но разносится по всей церкви. Я подношу палец к губам, предупреждая, что нас могут услышать в другом конце зала, даже если мы будем шептаться. Здесь немного людей, но церковь никогда не бывает пустой. И это здание было спроектировано так, чтобы усиливать звук в центре.

Стоя на звезде, я показываю на каждую из двенадцати колонн, поддерживающих высокую крышу. На колоннах рисунки, но невозможно увидеть их все, если не стоять на звезде. Это оптическая игра, блестящий способ использования архитектуры, чтобы заставить верующих остановиться и созерцать сердце церкви, чтобы разглядеть каждое изображение. Если немного сдвинуться влево или вправо, эффект будет потерян, только стоя в центре святыни, отмеченном звездой, можно увидеть все картины.

Я тяну Фрици в сторону, где акустика не такая сильная.

– Должно быть, Йоханн имел в виду это – церковь со звездой, откуда все видно.

Фрици кивает. Это имеет смысл.

– Но где же сам Йоханн? – спрашивает она.

Я подхожу к одной из колонн. В дополнение к портрету – на каждой колонне изображен апостол – на камень нанесены строки