Глава 2. Он

Я ненавижу тебя, моя девочка, так сильно, что кожа на пальцах трескается, когда я сжимаю кулаки.

Моя рука сжала рукоять ножа, пытаясь передать ему всю мою ненависть.

Пальцы сжались в кулак. Черная перчатка затрещала, будто лопнула от холода. По полу поползли трещины, как по стеклу, когда мой гнев достиг предела.

Я подошел ближе, скользя взглядом по ее шее, руке, по ее губам. Моя тень полностью поглотила ее, накрыла собой.

Мои пальцы сами потянулись к её полуоткрытым губам, словно ловят ее дыхание. Я не коснулся ее. Не потревожил покой.

Медленно отводя руку, я прижал эти же пальцы к своей маске — к губам, словно поцелуй, которого не было.

Моя рука провела линию по воздуху в сантиметре от кожи, будто запоминала контур её лица. Словно я хочу отделить ее от всего мира.

Она спала, сжавшись, словно вокруг нее одни враги.

Я присел рядом с ней, видя, как подрагивают ее веки.

— Если бы не твое счастливое лицо во время свадьбы, на вопрос: «Кто против этого брака?», я бы не стал молчать, — прошептал я.

Она не ответила. А я продолжал пожирать ее взглядом, ее разорванное платье.

— Жаль, ты не слышишь. Они сейчас обсуждают, как лучше подать тебе яд. В сладком чае или в десерте? — прошептал я едва слышно, как шепчет тьма.

Она сидела в кресле, а я смотрел на нее из темноты. Я бросил взгляд на темный угол, где храпел конюх. Если конюх сейчас дернется или мне покажется, что он проснулся, я его убью.

Она простонала во сне. Стон вырвался из ее полуоткрытых губ. Мучительный, протяжный.

Я почувствовал, как от ее стона в штаны напряглись, заставляя задыхаться от желания.

Нет! Не сейчас…

Я смотрел на ее бледное лицо, слушал ее дыхание.

— Сейчас я — ненависть, которая хочет тебя — до крови, до слёз, до безумия, — прошептал я. — Но ты меня запомнила другим…

Она снова не ответила. Мне захотелось сорвать с нее платье, сжать ее тело так сильно, что она забудет, кто ее муж.

Я хотел, чтобы она закричала — не от страха, а от того, что я — зверь, которого она выпустила из клетки.

Я усмехнулся.

— Даже если ты будешь кричать. Даже если ты будешь биться. Даже если ты будешь ненавидеть меня… Ты — моя. Я хочу положить твоё сердце себе в грудь. Я хочу вдохнуть твой крик подо мной. Я не убью тебя, девочка. Я сделаю хуже. Я заставлю тебя просить, умолять, чтобы я взял тебя.

Она что-то шептала во сне. А ее лицо озарилось надеждой.

— Кому ты молишься, девочка моя? Ты хоть знаешь, кто тебя слышит?

Ну что ж, давай сыграем в игру. Кто услышал, тот и бог.

— У тебя очень жестокое божество, моя девочка, — прошептал я.

Моя рука крепко сжала рукоять ножа, а по зеркалу пополз иней.

Глава 3

— Когда я проснулась… дверь была открыта, — ответила я тихо.

Лионель нахмурился, словно ему это не понравилось.

Я сама не понимала, как это получилось. Кто освободил меня из ловушки?

Муж на миг замер. Потом усмехнулся, и его лицо снова стало спокойным.

— Лизетта уехала за свидетелями, — продолжил Лионель, откусывая кусок тоста. — Ничего страшного. Все и так подпишут. Они уже знают, что на кону.

Я сжала пальцы в кулаки, чувствуя знакомую дрожь в груди. Он сказал это так мягко, так спокойно, будто мы ведем светскую беседу. А я вдруг поняла: он даже не злится. Он рад. Он свободен. И это хуже любого оскорбления.

Лизетта вернётся… и с триумфом наденет моё кольцо на палец.

— Ты проголодалась? — спросил Лионель, опустив руку под стол, чтобы тут же вернуть ее на место.

Да, я чувствовала, как стресс подъедал последние ресурсы моего организма. И сейчас, когда муж напомнил мне о еде, я вдруг осознала, что съела бы половину стола.

На лице Лионеля было что-то вроде снисхождения.

Он встал и направился в сторону коридора, вышел и спустя пару минут вернулся.

— Даже здесь ты решил поиздеваться, — произнесла я, видя, как он возвращается на место.

— Ну почему же? — заметил Лионель. — Мы с тобой прожили вместе десять лет. Я всё надеялся, что смогу тебя полюбить. Но, увы… Не вышло.

Но я села за стол.

Сейчас не время показывать свою гордость.

Неизвестно, когда мне удастся поесть в следующий раз.

Эта мысль меня пугала.

Я хотела запомнить эту роскошь, эти изящные приборы, эту тонкую, почти полупрозрачную фарфоровую тарелку, красивую белоснежную салфетку и огромную вазу с цветами перед собой.

Моя служанка Рита принесла чай и десерт с маленькой ложечкой.

Я смотрела на десерт, а до меня вдруг дошло, что это последний такой роскошный десерт в моей жизни. Больше никто не станет бегать вокруг меня, угадывая мои желания. Вероятно, у меня даже слуг больше не будет. Ведь после конюха ко мне даже близко не подойдут, чтобы не испачкать об меня свою репутацию.

Я сжала ложечку. Не хочу думать, что будет дальше. Мне и так страшно.

Только поднесла ложку ко рту, как в дверях появился дворецкий — старый мистер Холлингс, седой, уставший, с висящими, как у бульдога, щеками.

— Прошу прощения, милорд… — начал он, не глядя на мужа, а поворачиваясь ко мне с поклоном, в котором сквозила странная… почтительность. — Письмо для маркизы.