Когда он наконец ушел, я не поверила своему счастью. Я смотрела на закрытую дверь, с ужасом ожидая, что он вернется. И когда она отворилась, я отшатнулась, отползла по полу, на котором сидела, ближе к кровати.

Это была Катара.

– Девочка моя! – закричала она, и слезы градом посыпались из её глаз. – Моя Птичка, что сделал он с тобой?

Она плакала над каждым моим синяком, над каждой кровавой ссадиной, что покрывали моё тело. Со всхлипами она вытирала кровь, что спеклась в уголке рта, подсохла на ранах. А после ненадолго оставила меня, чтобы принести целебную мазь для моего истерзанного лона.

Катара застала меня у зеркала, когда вернулась. Гордо выпрямив спину я смотрела на себя взглядом полным ненависти. В руках моих были ножницы, которые я уже завела, чтобы отстричь под самый корень свою густую черную косу.

– Что же ты делаешь, Птичка! – Катара кинулась ко мне, выхватила из моих рук ножницы. – Ежели он так с тобой без всякого повода, то что сделается, ежели ты себя изуродуешь?

– Может тогда он ходить ко мне перестанет? – мертвым голосом ответила я.

Когда я посмотрела на Катару, в глазах её я видела такой испуг, столько боли и жалости, что мне стало тошно. Я отвернулась, прошла к постели. Тело все ныло, ломило, между ног пульсировала невыносимая боль. Я свернулась калачиком, замоталась колючим шерстяным пледом.

Мамушка всю ночь сидела рядом. Гладила мои волосы, пела мне колыбельные. Я же пустым взглядом смотрела в темную стену и мечтала о теплом юге и родной постели. Как же беззаботна была моя жизнь, а я этого даже не знала. Мне казалось, что нелюбовь моей матери – это уже самое ужасное, что может быть. Нет… как же я заблуждалась.

С того дня я перестала смеяться. Погас тот задорный свет, что сиял всегда в моих глазах. Я больше не хотела вышивать цветы как раньше, не выносила музыку и громкие звуки. Я часами бродила по северной крепости в одиночестве, обдуваемая ледяными ветрами. Внутри меня зияла огромная дыра, которая сжала моё сердце ледяной рукой.

На моё счастье, Ровах Сайдех нечасто навещал меня. Никогда бы не подумала, что буду рада изменам собственного супруга. Быть может длись это гадкое действо лишь пару минут, я стерпела бы как-то. Но когда закрывалась за Ровахом дверь, оставляя нас наедине, я понимала, что уйти он может только на рассвете. В коридорах или залах я часто встречала совсем юных и не очень девушек с синяками и ссадинами, а главное – с болью в глазах. Я сочувствовала им, мне было жаль их, но в то же время я понимала, что пока мой муж приходит к ним, я могу спать спокойно.

Хотя кому я вру… Спать я почти перестала. Я часами смотрела на дверь, в ужасе ожидая, что она вот-вот откроется и явит мне самый жуткий кошмар. Иногда это происходило, и ночь превращалась в мучительное столетие. Но даже когда Ровах Сайдех не являлся, я не могла иногда сомкнуть глаз до самого рассвета.

И вот спустя полгода бессонных ночей и пустых дней, я захотела куда-то выйти. Причина была проста – на праздник, посвященный богине ветров, должны были приехать торговцы и театр с юга. Этот праздник связывали с последними холодными ветрами и считали, что после него на севере наступит лето. “Богиня ветра разгоняет холод дуновением из своих алых губ.” Так говорили местные. Сегодня они будут гулять и веселиться, радуясь приближению тепла. Но разве это тепло? У нас, в южном княжестве, такая погода стояла лютой зимой, что выпадала лишь раз в десятилетие.

В связи с заключением союза между Сайдехом и Наморой купцы и торговцы стали ездить из княжества в княжество: северяне на юг, южане на север. Вот и сегодня ожидалось, что приедет целая куча наморцев. Мне так хотелось глянуть хоть на секундочку на земляков, выпить терпкого южного вина, ощутить теплоту родного дома.

– Не ходи на праздник, милушка! – взмолилась Катара. – Господин осерчает, что вы крепость покинули, накажет!

– Чего мне ещё бояться? Хуже уже не будет.

– Убьет же!

– Так разве ж плохо?

Катара покачала печально головой. Она знала, что если я что удумала, так хоть веревками меня свяжи, всё равно своё возьму.

– Только недолго. И Ракана возьми с собой, без него тебя за ворота не пустят.

Ракан – огромный широкоплечий воин, которого мой муж приставил ко мне в качестве охраны. Он тенью ходил за мной, почтительно держась на расстоянии, никогда не мешал, но никогда и не выпускал из виду. Из-за своих размеров и шрамов, что покрывали его лицо, страж казался пугающе мрачным и опасным, но даже в его глазах я видела жалость, когда он смотрел на свежие синяки на моём лице или шее.

– Будто выбор у меня есть, – усмехнулась я. – Куда я от него денусь?

Поцеловав мамушку в щеку на прощание, я выскользнула за дверь и широкими шагами пошла по коридору молясь, чтобы не попасться на глаза супругу или его помощникам. Спиной я ощущала, что Ракан следует за мной, как всегда соблюдая приличное расстояние.

Через ворота я прошла без всяких проблем, стражники лишь почтительно поклонились мне, посмотрели на моего сопровождающего и открыли ворота, выпуская меня в город. Видимо, они даже не знали о том, что муж запрещает мне покидать крепость, ведь ни разу раньше я не пыталась куда-то пойти. Здесь, на улицах Сайдеха, я накинула на голову капюшон от плаща, чтобы стать менее заметной. Люди толпами шли к площади, и я пристроилась к ним. Дети несли на палочках ветряные мельницы, сделанные из сухой травы, и весело смеялись, когда лопасти крутились на ветру. Один из ребятишек, которого несли на руках, выронил мельницу из рук, засмотревшись на цветные фонари, протянутые вдоль улицы. Я подобрала игрушку и улыбнулась, когда она начала вертеться.

Площадь была красиво украшена. Ровах хорошо постарался, выделил много денег на праздник, но лишь потому, что ожидал южных гостей в свои земли. Не будь между нами мира и открытых границ, жители Сайдеха и не увидели бы такой красоты. В крепости мне поведали, что это самый красивый праздник за последние лет пятьдесят, если не больше.