ворчала она, но глаза её сияли, а в руках уже появились два леденца странного зелёного цвета. — На, берите свою отраву. Только маме не говорите.
Я покачала головой, сдерживая смех.
— Баба, я же просила — никакой магии детям до пяти лет!
— Это не магия, это... витамины! — отмахнулась она и, отдав детям леденцы, подошла ко мне, остро пахнувшая лесной свежестью и чем-то горьковатым. — Ну что, графьё-то твоё где? Опять по коридорам важничают?
— Каэлен... — я кивнула вглубь зала, где за одним из столов, заваленным склянками и свитками, сидел мой муж. Он что-то сосредоточенно пересчитывал, нахмурив свои благородные брови. — ...инвентаризацию проводит. Говорит, без чёткого учёта хозяйство развалится.
Бабка фыркнула.
— Смотри-ка, бывший владелец замка, а теперь бухгалтер. — Она прищурилась, разглядывая Каэлена, который в этот момент с важным видом переставлял банки с сушёным подорожником. — Ну что, я же говорила, что он видный? И работящий, как вижу.
— Видный, — согласилась я, чувствуя, как теплеет внутри. — И работящий. Хотя полы моет до сих пор криво.
В этот момент дверь снова открылась, и на пороге появился Грим. За это время он почти не изменился — всё тот же кряжистый, вечно недовольный гном в засаленном фартуке.
— Элис! — буркнул он вместо приветствия. — Где моя партия? Опять твой граф всё пересчитал и нашёл «несоответствия»?
— Всё в порядке, Грим, — успокоила я его. — Он просто проверяет, чтобы тебе не подсунули просроченную мандрагору.
Грим что-то пробормотал про «аристократов, которым делать нечего», но подошёл к прилавку и кивнул бабке.
— Алдона. Не сдохла ещё? Жаль.
— И тебе не хворать, старый грибок, — парировала бабка, но в её тоне не было злобы. Они с Гримом нашли общий язык — язык взаимных оскорблений и выгодного бизнеса.
Я наблюдала за этой сценой — за своими детьми, жующими бабкины «витамины», за ворчащим гномом, за важничающим мужем, за этой странной, шумной, пахнущей травами и счастьем жизнью, что возникла на руинах старого замка и старых интриг.
Каэлен, закончив с инвентаризацией, подошёл ко мне и обнял за талию.
— Всё сходится, — сказал он с довольным видом. — Прибыль за месяц выросла на пятнадцать процентов. В основном за счёт продажи твоего «Усыпляющего чая для беспокойных аристократов».
— Видишь? — я улыбнулась ему. — А ты сомневался, что наш «Лунный корешок» здесь приживётся.
— Я никогда не сомневался в тебе, — он поцеловал меня в висок. — Только в твоей способности отличать валериану от мяты.
Мы стояли так — я, он, наши дети, бабка, Грим — все вместе. Бывшие враги, бывшие соперники, бывшие одиночки. А теперь... семья. Странная, шумная, иногда ворчливая, но своя.
За окном светило солнце, в саду цвели те самые лунные цветы. А в нашем замке, в нашем «Лунном корешке», пахло травами, счастьем и домом.
И я знала — какие бы бури ни бушевали за стенами, здесь, среди этих запахов и этих людей, мы всегда найдём своё пристанище. Потому что самое сильное зелье — это не варево из мандрагоры и росы сильфид. А любовь, упрямство и умение договариваться.