— Оно не для реки, оно для... вообще для другого, — смутилась я.

— Эх, зря, — вздохнула русалка. — В реке хорошо. Тихо. Спокойно. Только этот старый ворчун иногда достаёт.

— Старый ворчун? — насторожилась я.

— Ну да, — она кивнула на середину реки. — Змей. Вечно ноет, что чешуя чешется, что рыба стала невкусная, что молодёжь его не уважает. Надоел уже, честное слово.

У меня в голове тут же созрел коварный план. Гораздо лучше силового метода.

— А он... он часто линяет? — невинно спросила я.

— Ага, — русалка скривилась. — И потом эта старая чешуя по всей реке плавает. Засоряет, понимаешь? Приходится убирать. А я люблю чистоту.

— Я могу помочь! — предложила я. — Я как раз... коллекционирую речные... э... сувениры. Чешую, там, разную.

Русалка посмотрела на меня как на дуру.

— Чешуя? Серьёзно? Ну, ты странная. Но если хочешь — бери. Вон, — она показала на небольшую заводь, заваленную чем-то блестящим, — там его прошлогодние запасы. Только не говори, что я показала. А то опять начнёт читать лекции о бережном отношении к собственному... ну ты поняла.

Не веря своему счастью, я подплыла к заводи. И правда — на дне лежала целая куча больших, переливающихся чешуй, каждая с мою ладонь. Я набрала полные карманы, набила ими свой мешочек. Вес был приличный. А русалка все еще продолжала перечислять все недовольства змея, наконец-то найдя свободные уши. Под нескончаемые жалобы я разогнулась и начала выбираться, а русалка обиженно замолчала, видимо, не желая разговаривать с моей спиной.

— Спасибо! — крикнула я русалке, выбираясь на берег.

— Не за что, — булькнула она и нырнула, оставив на воде лишь круги.

Каэлен стоял на берегу с таким выражением лица, будто видел, как я разговариваю с собственной тенью.

— С кем это ты?..

— С местной жительницей, — бодро отрапортовала я, вытряхивая воду из волос. — Мы тут кое-что обсудили. И, — я с торжеством протянула ему полный мешочек, — вот.

Он заглянул внутрь, потом на меня.

— Ты... ты просто поговорила с русалкой, и она тебе отдала чешую речного змея?

— Ну, не совсем отдала, — поправила я. — Скорее, пожаловалась на него и показала, где он свой мусор оставляет. А я уже... прибралась.

Каэлен медленно покачал головой. В его глазах читалось странная смесь восхищения, недоумения и лёгкого страха.

— Я начинаю думать, что твой дар договариваться — это не дар, а самое опасное оружие, которое я когда-либо видел.

— Возможно, — я ухмыльнулась. — Зато мы целые. И у нас есть чешуя. И пахнем... ну, уже не так сильно.

Он рассмеялся и, к моему удивлению, потянулся, чтобы обнять меня, несмотря на то, что я была мокрая с головы до ног.

— Ты невероятна.

— Знаю, — я прижалась к его сухой рубахе. — Но это ещё не всё. Пока я вела дипломатические переговоры, я кое-что выяснила.

— Что именно?

— Что наш «старый ворчун» — речной змей — очень недоволен Варлоком. Оказывается, тот пытался его подчинить. Какой-то тёмной магией. Но у змея, видимо, иммунитет. Так что, — я посмотрела на Каэлена, — у нас может появиться неожиданный союзник.

Он задумался.

— Союзник-змей... Звучит... необычно.

— Зато эффективно, — парировала я. — Лучше, чем очередные чихающие сероборцы.

Мы стояли на берегу, и у меня в кармане лежала чешуя, а в голове — план. Не самый безумный из тех, что у меня были, но близко.

Глава 24. Исцеление и признание

Возвращение в "Лунный корешок" было похоже на возвращение домой после долгой войны. Тот же запах трав и дерева, те же кривые полки, которые Каэлен так и не смог победить, и то же чувство... недостижимого покоя, который вот-вот могли нарушить.

Мы вошли внутрь, и я сразу бросилась проверять, всё ли в порядке. Никто не вламывался, не обыскивал, не оставлял зловещих записок. Только пыль на прилавке да лёгкий беспорядок, который мы оставили, убегая на тот злополучный бал.

Каэлен закрыл дверь на все замки и прислонился к ней спиной. Он выглядел измождённым, но в его глазах горел тот самый огонь, который я видела в первую нашу встречу. Только теперь это был не огонь боли и отчаяния, а что-то другое. Решимость. И возможно даже надежда.

— Ну что, — сказала я, снимая плащ и отряхивая с него остатки лесного приключения. — Приступаем? Или сначала чай? Я так понимаю, по всем правилам аристократического этикета, спасение от смерти должно сопровождаться чаепитием.

Он улыбнулся, но улыбка вышла напряжённой.

— Чай подождёт. Сначала... сначала нужно закончить то, что мы начали.

Мы разложили на кухонном столе все наши сокровища. Перо грифа-долгожителя, переливающееся в свете лампы. Лепесток лунного света, всё ещё излучающий мягкое серебристое сияние. Росу сильфид в её хрустальном флаконе. Чешую речного змея, твёрдую и прохладную. И, наконец, корень мандрагоры — старый, сморщенный, но от него исходила какая-то странная, живая энергия.

— Бабкин рецепт, — я достала из потайного кармана засаленный листок. — Надеюсь, её почерк хоть немного читаем.

Мы стояли над столом, как два алхимика перед великим открытием. Только вместо бород и мантий — у меня растрёпанные волосы и платье в пятнах, у него — потёртая рубаха и усталое лицо.

— Итак, — я провела пальцем по строчкам. — "Смешать в серебряном котле при свете полной луны..." Луны нет, но лампу повесим. "Добавить в кипящую родниковую воду..." С ручьём сойдёт. "Помешивая по часовой стрелке, произнести..."

Я запнулась.

— Что? — насторожился Каэлен.

— "Произнести заклинание трёх фей", — прочла я с некоторым недоумением. — У нас есть заклинание трёх фей?

— Нет, — покачал головой Каэлен. — Но у нас есть ты.

Это было одновременно и лестно, и пугающе. Вся эта магия, зелья, заклинания... Я была всего лишь травницей. Ну, с некоторыми... особенностями. Но не волшебницей.

— Ладно, — вздохнула я. — Будем импровизировать. Как всегда.

Мы принялись за работу. Каэлен развёл огонь в очаге, я наполнила котёл водой. Действовали молча, сосредоточенно, будто боялись спугнуть удачу. Воздух в лавке наполнился странными запахами — сладковатым ароматом лепестка, резким духом чешуи, терпким запахом корня.

Когда