— А когда тоскует Ши, плохо всей стране, — понятливо заметил Четери.

— Да, — кивнул Вей Ши. — Дед нагружал его работой, царедворцы предлагали ему других женщин, но он не мог ее забыть. В то время погибла его вторая жена…

…тогда говорили что-то о заговоре рода Вэнью, из которого происходила вторая супруга. О том, что желали они извести старшую жену отца, благородную Джиайо из рода Мэйдин, чтобы вторая жена стала старшей императрицей и больше влияния род получил на правящий дом. И что должна была вторая жена, не зная этого, преподнести первой подарок — золотую пташку-артефакт, которая пела и летала, как настоящая, и веселила хозяйку, перебирая ей волосы. И в коготок которой было вделано вещество, превращающееся в контакте с любимыми духами старшей императрицы в яд, похожий на яд из ядовитых грибов, мгновенно останавливающий сердце.

Но, говорят, что вторая жена искренне любила первую, как сестра. И не знала о планах своих родичей. Потому, подарив пташку, о плохом не думала. И только велением рока объясняется то, что в один из дней старшая жена дала средней воспользоваться своими духами, а пташка царапнула именно среднюю.

Говорят, было разбирательство, и дед лично перетряс весь род Вэнью, отчего он поредел вдвое.

— А отец, даже не выдержав траур, вновь поехал в провинцию Оусинь. И украл мою мать со свадьбы. Родители ее, понимая, к чему идет дело, спешили выдать ее замуж, но не успели. Он ее унес, вопреки ее желанию, желанию ее родителей и желанию моего деда и своего отца.

— Разве сейчас в мире вне Песков принято выдавать девушек замуж велением родителей? — удивился Четери.

— В традиционных регионах всякое бывает, — ответил Вей Ши. — На нашем севере, частично в Бермонте, да и в эмиратах, и в Тидуссе такое повсеместно.

«Я долго сердилась на него, но твой отец нашел нужные слова и смог убедить меня, что нам не жить друг без друга, — говорила мать и обнимала маленького Вея. — А когда у меня появился ты, мой тигренок, я поняла, что он был прав. Ты, моя радость, мог родиться только в любви».

Она любила сына, а он обожал ее. Даже когда вышел из младенчества, прибегал к ней ночами, когда снились кошмары — юные Ши еще не могли управлять мощным наследием первопредка и слишком часто сила их принимала формы причудливые и странные. И тогда мама пела ему степные песни, брала его под горячий бок, дула в лицо и приговаривала что-то гортанное. У нее в роду, впрочем, как у всех с севера, были шаманы, и мама умела успокаивать и заговаривать.

Но этого не стал говорить Вей Ши своему учителю. Слишком личными были эти воспоминания.

— Она смирилась, и родился я, — просто сказал он. — И это примирило с ней и отцом деда. Он сердился не потому, что мать была простой крови, а потому, что отец нарушил все мыслимые грани приличий, и пусть пресса у нас дисциплинирована, слухи об этом пошли по всей империи, высокие го-туны были оскорблены.

Но он простил моего отца и признал, что был неправ. Что Вечный Мудрец показал нам — гармония невозможна без любви, и, если уж встретил ее, не отворачивайся.

— А что говорит делать Великий Ши, если не встретил любовь? — поинтересовался Четери.

— Тогда живи так, как предписывает честь и традиция, — ответил Вей.

Глава 4.2

Четери с учеником ушли уже далеко — туда, где закончились белые стены Тафии, разбитые трещинами, и лес, покрывающий холмы, подобрался почти к самой кромке воды. Слева плескала рыба и крякали яркие утки, справа стучали топоры — то братья строили новую обитель. Чету по движению силуэтов, окутанных витой, видно было, как сквозь трещину в стене то и дело идут к холму простые люди с котомками и корзинами, поднимаются ослики с кувшинами с водой: жители Тафии подкармливали братию, державшую щит против иномирян, столько помогавшую жителям и ныне оставшуюся без крова. Заодно перепадало и иномирянам — монахи не могли оставить даже врага голодным.

Четери, быстро устав различать людей в буйстве виты тропического леса, повернулся лицом к реке, снял сандалии и ступил босыми ногами в воду. И поднял лицо к солнцу, прикрыв глаза по привычке. А Вей продолжал говорить.

— Мать стала первой императрицей из народа, первой, в которой не было ни капли божественной крови. Впрочем, никто из семьи и во дворце никогда ни словом не высказал своего неуважения, хотя ей поначалу было очень тяжело и пришлось учиться и традиции, и закону, фактически получать несколько образований. А среди простого народа это даже вызвало большую любовь к нашей семье — потому что она была из них. И занялась она делами простых людей, школами и больницами для бедняков, а также курировала и курирует до сих пор заповедники и приюты для брошенных животных. И дед мой всегда говорил мне, что кровь нашего первопредка так сильна, что не боится разбавления, а от настоящей любви только усиливается. И что он действительно боялся, что сила Ши будет ополовинена. Но я в младенчестве имел такую же мощную ауру, что и у отца в этом возрасте, а когда дед обратился за разъяснением к первопредку, тот ответил: «Истинная любовь раздувает силу не хуже, чем красная кровь». А еще «Вы все забыли, что я тоже взял жен из простого народа».

Четери уже понимал, что ему расскажут, и слушал с печалью. Подростки, особенно золотые, зацелованные, часто направляют боль своей трансформации из ребенка во взрослого наружу, на самых близких, любящих и заботящихся.

— С самого детства я знал, что я — долгожданное счастье семьи, — говорил Вей, подтверждая мысли дракона. — Меня любили, меня баловали, да и в нашем доме не принято ограничивать детей ничем кроме обучения. Дети Ши не умеют справляться со своей силой и часто случается так, что слуги… непроизвольно принуждаются к тому или иному действию, но все знают и подготовлены, что такое может случиться, и потому за детьми всегда приглядывает кто-то из тетушек. И всем известно, что непроизвольное подчинение случается только до двенадцати лет, пока не проходят дети Ши инициацию.

Вей помнил, как любил он веселиться. Как баловались они с родными и двоюродными сестрами и братьями, но, в отличие