— Доброго здравия, госпожа. Не отходили бы вы от каминов в такую стужу.

— Дышать свежим воздухом тоже нужно, — улыбнулась я.

Он усмехнулся и покачал головой.

— Когда уже зима спровадится, сил никаких нет. Морозы остановили восстановление деревень. Люди устали, земля мерзлая. Работы почти не ведутся.

— Нам бы запасы пополнить. Гедрик еще не вернулся? — спросила я тихо.

— Сегодня как раз с каретой домой прибудет. С утра можно отправиться, только напишите, что брать. Мне жалованье за зиму прислали, есть на что закупиться.

— Я тоже с вами поеду. Мне нужно к скупщику попасть.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Если бы не вы, госпожа Элира, — голос Мартена дрогнул, — в Лаэнторе давно бы остались одни мертвецы. Вы справились с этой эпидемией, вы наше спасение. Не надо вам никуда, оставайтесь дома.

Меня пробрала легкая дрожь. Было приятно слышать это от него, честного и молчаливого, но в душе я знала, что не только мной было сделано много.

— Спасибо, — выдохнула я, стараясь улыбнуться. — Но я просто делаю, что должна.

Мы замолчали. Смотритель закончил свое дело, завернул тушку в чистое полотенце и растер снегом руки.

— Вести дошли, — продолжил он разговор. — Император после нападения виверн совсем мягкосердие утратил. Говорят, лютует. Казнит направо и налево. Ищет предателей в своем окружении.

Я почувствовала, как холод пронзает не только тело, но и душу.

А если предатель действительно есть? И мой заколдованный браслет — лишь элемент длинной цепи заговоров, которыми оплели императорский дворец.

Я все это время подозревала советника, но не дала знать об этом Рэйдару.

Он не поверит. Он решит, что я лгу, ведь безоговорочно доверяет Велерию.

Но я не могла молчать и дальше. Не могла держать историю с браслетом и письмом при себе, когда от нее зависела чья-то жизнь.

Оставив Мартена убирать перья, я вернулась в замок.

Поднялась к себе в покои и зажгла лампу импульсом магии — пламя вздрогнуло, осветив комнату золотистым светом. Тень качнулась по стене, и я подошла к письменному столу. Села.

Пальцы дрожали — не от холода, от сомнений. Но я отбросила их прочь.

Достала флакон с чернилами, перо, плотный лист пергамента. Долго не могла начать. Потом все же вывела несколько строк, адресованных Рэйдару. Подпись не поставила. Я постаралась написать так, чтобы он не понял, от кого послание.

Но вместе с тем, тень подозрений на Велерия все же упадет, и проигнорировать это будет нельзя. Советника проверят. Если он в чем-то виновен — скрыть причастность у него не получится.

Вздохнув, я сжала пергамент и прошептала нужные слова заклинания. Сияние окутало бумагу, и письмо вспыхнуло мягким голубым светом, растворяясь в воздухе.

Магический вестник найдет адресата.

Глава 9

Письмо.

Я старалась не думать об этом. О том, как пергамент вспыхнул мягким светом и растворился в воздухе, унося мою тревогу и сомнение через магические каналы — прямо к нему.

К Рэйдару.

Я продолжала заниматься делами, лечила, строила планы на будущее, спускалась в подземелья — но внутри меня все глухо натягивалось, как струна. Потому что я не знала: письмо не дошло? Или он получил его — и проигнорировал? Или, что хуже… узнал, от кого оно — и молчит?

Мартен говорил, что из столицы ярких новостей — вроде казни кого-то из членов совета — не было. Все оставалось по-прежнему.

Иногда, среди ночной тишины, когда догорал огонь и не было ни звука, я ловила себя на почти паническом предположении: а вдруг письмо перехватили? Вдруг оно так и не дошло до адресата, а император продолжал свои репрессии, лишая свободы и жизни невиновных в предательстве людей?

Мысли клубились, как туман, и я гнала их прочь. Все, что от меня зависело — я сделала, и теперь могла только ждать результата.

Март в Лаэнтор пришел не с солнечным блеском, а с капелью — неторопливой, медлительной, как пробуждение после долгой лихорадки. Снег еще лежал по углам, в тени, но уже рыхлый, местами пожелтелый, исчерченный следами. С крыш срывались капли, одна за другой, и этот тонкий, мерный звон казался самой музыкой весны — нерадостной пока, но живой.

Ветер стал мягче. Он больше не хлестал по щекам, а словно гладил, с налетом влаги и запаха сырой земли. Над замком висела легкая дымка — дым от печей, испарина от тающего снега, дыхание отступающей зимы.

За окнами моих покоев оживала жизнь.

Во дворе — движение, голоса, смех. Дети, все еще закутанные в теплую одежду, лепили снежную бабу, сбиваясь в кучки, споря, кому катить голову, а кому рисовать угольные глаза. Женщины сгрудились у хозяйственного склада — пересчитывали мешки с крупой, пересматривали залежавшиеся соленья, кое-кто держал в руках список. Мужчины разгружали телегу с дровами — пахло сосновой корой, свежим срубом и потом.

Я стояла у окна и смотрела на них. Мелькали лица — знакомые и новые, ожившие за зиму, избавившиеся от серой пустоты болезни. Кто-то смеялся, кто-то ругался в полголоса, кто-то нес ведра с растаявшей водой в хлев. Все было обыденно — и в этом, как ни странно, заключалась подлинная магия.

Я тоже изменилась.

Зима будто выжгла из меня слабость, а вместе с ней — и ту прежнюю, ведомую женщину, которую можно было бросить и забыть. Теперь внутри меня было другое пламя — не яркое, не несущее разрушение, а горячее и устойчивое, как угли под очагом. Мне больше не нужно было доказательств. Я просто знала, кто я есть.

Я дотронулась до стекла — оно было влажным, гладким на ощупь, но все еще оставалось холодным.

Накинув на плечи плащ, я спустилась по лестнице, шаг за шагом, пока шум двора не стал отчетливым, почти праздничным.

Я вышла во двор.

Теплый воздух коснулся лица, и мир окрасился новыми красками — сырыми, разбухшими от влаги, но полными обещаний. Весна пришла в Лаэнтор.

— Дров хватит до мая, — сказал Мартен, выпрямляясь от поленницы и отряхивая руки. — Даже если холода еще задержатся, переживем без труда.

Я кивнула, глядя, как мужчины аккуратно складывают оставшиеся поленья под навес. Телега уже пуста, только клочья коры и древесная пыль на досках.

— Хорошо, — выдохнула я. — Хоть что-то в этом мире под контролем.

Мартен усмехнулся.

— За зиму мы все настоящую трансформацию пережили. Справились с болезнью. Выжили. А на