— Согласна, — кивнула я. — А теперь... поможешь мне убрать рассыпанную траву? От неё у меня голова болит.

Он вздохнул, но пошёл за веником. И пока мы убирались, я думала о том, как странно устроен мир. Один визит маленькой взбалмошной феи — и наша и без того шаткая безопасность рухнула окончательно.

Но с другой стороны... Теперь мы знали, с чем имеем дело. А знание, как говорила бабка, — уже половина зелья. Осталось придумать вторую.

Глава 13. Ремонт витрины

Тишина после визита Лиры была громче любого шума. Мы стояли после уборки посреди магазина — я, всё ещё сжимая в руке пустой мешочек от ромашки, он — с лицом, похожим на грозовую тучу.

— Ну что, — сказала я наконец, ломая это тяжёлое молчание. — Теперь ты знаешь. О тебе трубят по всему городу. С пометкой «пропавший, вероятно мёртв».

Каэлен отвернулся и прошёлся по комнате. Его движения были резкими, звериными. Казалось, энергия бьёт из него ключом, но выхода не находит.

— Я не могу просто сидеть здесь. Как пойманная крыса.

— А что предлагаешь? — я скрестила руки на груди. — Выйти и представиться? «Обо мне, кажется, спрашивали?»

— Нет! — он рывком остановился у залатанной витрины и с силой ударил кулаком по косяку. Доски жалобно затрещали. — Но я должен что-то делать!

— Ты и делаешь! — я не выдержала и повысила голос. — Ты живёшь! Ты лечишься! Это сейчас самое главное!

Он обернулся, и в его глазах горел тот самый дикий огонь, который я видела в первую ночь.

— Жить в ожидании, когда за тобой придут? Пока этот старый гном строит козни, а сборщик налогов точит ножи? Пока мой дядя...

Он не договорил, сжал кулаки и снова отвернулся. Его плечи были напряжены до предела.

Я подошла к нему ближе. Не прикасаясь. Просто чтобы он чувствовал моё присутствие.

— Слушай, — сказала я тише. — Я понимаю. Тебе страшно. Мне тоже, если честно. Но бежать сейчас — это самоубийство. А я... я не для того тащила тебя с того света, чтобы ты сейчас пошёл и спокойно подставил себя под удар.

Он не ответил. Дышал тяжело, словно только что пробежал милю.

— Знаешь что, — сказала я, глядя на его спину. — Бабка всегда говорила: если не можешь изменить ситуацию — измени своё отношение к ней. Не можешь уйти — укрепляй стены.

Он медленно повернулся.

— Что ты имеешь в виду?

— Имею в виду, что эта витрина, — я ткнула пальцем в жалкие доски, — это позор. Её нужно починить. По-настоящему. Не занавесками прикрывать, а вставить новое стекло. Чтобы никто не мог просто так вломиться. Чтобы мы могли спать спокойно. Ну... относительно спокойно.

Он посмотрел на витрину, потом на меня. Глаза его постепенно теряли дикий блеск, в них появлялась доля здравого смысла.

— И где ты найдёшь стекло? И кто его будет вставлять?

— Стекло... ну, я кое-где припасла немного денег. На чёрный день. — Я поморщилась. — Думаю, сейчас он и настал. А вставлять... — я оценивающе посмотрела на него, — ...будем мы. Вдвоём.

Его лицо вытянулось.

— Мы? Элис, я не...

— А я не травница, а вот поди ж ты, — перебила я. — Научишься. Это тебе не чай заваривать. Тут нужны руки из правильного места.

Впервые за сегодняшний день на его лице мелькнуло что-то, кроме гнева и отчаяния. Лёгкое недоумение.

— Руки из... правильного места?

— Да, знаешь, — я показала на свои локти, — чтобы… не из жопы росли. Просто... будь готов пачкаться.

Поход в стекольную мастерскую была целой операцией. Я пошла одна, оставив Каэлена под замком со строгим наказом никому не открывать. Вернулась через час, неся большой, тяжёлый лист стекла, завёрнутый в грубую ткань. Это стоило мне почти все мои «чёрные» сбережения, но когда я увидела его лицо — решительное, сосредоточенное, — поняла, что не зря.

— Ну что, аристократ, — сказала я, ставя стекло к стене. — Готов испачкать свои благородные руки?

Он только кивнул, снимая плащ. Вид у него был такой, будто он готовится к битве, а не к ремонту.

Следующие несколько часов были... хаотичными. Сначала мы с трудом выломали старые доски. Потом принялись зачищать раму. Каэлен, к моему удивлению, схватывал всё на лету. После десятка кривых гвоздей он научился забивать их ровно. После того как чуть не отрезал себе палец, понял, как держать рубанок.

Я наблюдала за ним краем глаза. Он был полностью поглощён процессом. Нахмуренные брови, сосредоточенный взгляд, губы, плотно сжатые от усилия. В такие моменты он не был ни раненым зверем, ни надменным аристократом. Он был просто... человеком. Который делает что-то своими руками. И, кажется, начинает получать от этого удовольствие.

— Держи ровнее, — сказала я, когда мы наконец начали вставлять стекло. — Если уроним — мне придётся продать почку, чтобы купить новое.

Он молча кивнул, его мышцы напряглись. Мы медленно, очень медленно подняли тяжёлый лист и вставили его в раму. Стекло встало на место с тихим, удовлетворяющим щелчком.

Наступила самая ответственная часть — закрепление. Мы молча работали, подкладывая штапики, забивая крошечные гвоздики. Я ловила себя на том, что мы двигаемся в унисон. Я подаю — он забивает. Он придерживает — я подмазываю замазку. Без лишних слов. Как будто делали это вместе всю жизнь.

И вот — последний штапик был на месте. Я отступила на шаг, вытирая пот со лба грязной рукой. Каэлен стоял рядом, дышал тяжело, но на его лице сияла улыбка. Широкая, настоящая, без тени иронии.

— Смотри, — прошептал он.

Я посмотрела. Новая витрина сияла в лучах заходящего солнца. Чистая, прозрачная, в крепкой раме. За ней был виден наш магазин — не тёмный и запущенный, а уютный, наполненный светом.

— Красиво, — выдохнула я.

— Да, — согласился он. — Красиво.

Мы стояли рядом, плечом к плечу, и смотрели на наше общее дело. На физическое доказательство того, что мы