Впрочем, нет. Нож был — тот самый, ритуальный. Да и алхимическое барахло вполне годилось на роль посуды. И даже камин был такого размера, что в нем можно было готовить. Но в такую хорошую погоду, конечно, лучше б на улице. Воду бы еще где-нибудь найти.

Марина нарезала еще один круг по двору и обнаружила колодец — тоже старый и с прогнившими бортами. Но брошенный вниз камушек жизнеутверждающе булькнул. Нужна была только веревка.

На этом моменте Марина поняла, что если будет в одиночестве бегать кругами в поисках разных ерундовин, то успеет состариться, прежде чем нормально позавтракает. Да и вообще, пора было назначать дежурных: она учитель, а не кухарка, и готовить согласна только для себя. Ну, или по крайней мере, наравне со всеми.

Вернувшись в дом, она растолкала Криса и Флокси. Сонные ребята поднялись, как по команде, и встали, покачиваясь и досыпая стоя, но не жалуясь. Похоже, в предыдущем месте обитания их регулярно наказывали, если они не вставали по сигналу.

— Крис, Флокси, вы сегодня дежурные, — поставила их перед фактом Марина. — Надо приготовить завтрак. У нас много чего не хватает, так что пробегитесь по помещению, найдите веревку, ведро для колодца и что-нибудь для разведения огня. И картошку подготовьте. А я пока схожу за солью.

— А Вы в таком виде пойдете? — ляпнул еще сонный Крис, окинув ее взглядом. Флокси тоже оглядела ее и хихикнула.

Марину обдало ледяной волной: что не так?

Она торопливо осмотрела себя, но и платье было на месте, и даже колготки не порваны. Впрочем, у нее в голове тут же «зачесалась» оставленная вчера «зарубка»: Денеба тоже что-то такое говорил про ее внешность.

Похоже, в этом мире у женщин был какой-то другой дресс-код. По крайней мере, у взрослых, потому что Флокси была одета в грязное кружевное платьице, длиной не сильно отличавшееся от ее собственного. А может быть, дело было в облегающем силуэте.

— У меня пока нет другой одежды, — вынужденно призналась Марина. — Вот как раз собиралась после занятия решить этот вопрос, но мне не дали.

— Это не я! — сразу отперся Крис. — Это все Шерман. Мои только свечка и цветочки! И исключительно постфактум!

— Хм, — Марина укоризненно сложила руки на груди. Теперь стало понятно, кто в этом классе главный по шуточкам.

— А туфли мне мелом испортить чья была идея? — прищурилась она.

— Тож моя, — притворно вздохнул демоненок, но по искоркам в глазах было видно: не раскаивается. И наказания тоже не боится.

«Ну-ну. Подумаем об этом», — фыркнул внутренний голос.

— В общем, я пойду поищу кастеляншу, или кто тут у вас за соль отвечает, а на вас пока картошка и очаг, — подвела итог Марина.

— Есть! — ребята вытянулись по стойке «смирно». Интересно, это их в колонии вымуштровали? Или строевые повадки родом из военного прошлого?

Ответив им «вольно», Марина пошла в сторону административного корпуса.

Уже выходя на вымощенные камнем тропинки, она задумалась: не слишком ли серьезное задание дала ребятам? С одной стороны, Крис выглядел почти взрослым и не производил впечатления недоразвитого. А с другой стороны, когда она говорила об очаге, то не уточнила, что его нужно только подготовить. А ну как начнут разводить огонь? Может, вернуться и уточнить?

Марина оглянулась на густые кусты, подумала и махнула рукой. Избыточная опека — это тоже плохо. Здание одноэтажное и каменное, а ребята взрослые: если вдруг случится пожар — успеют выскочить из окон. Да и пара ожогов или порезов ножом вряд ли страшны этим уголовничкам. Это ж не наивные жертвы гиперопеки ее родного мира, кончающие жизнь самоубийством из-за тройки по ЕГЭ.

***

Чем дальше Марина отходила от корпуса, тем сильнее на нее наваливались сомнения и апатия. Ну вот куда она идет и зачем? Взваливать на себя новые обязанности? Со старыми еще не разобралась. Надо в родной мир возвращаться, четвертные «рисовать», прогульщиков обзванивать, отчеты по высосанным из пальца контрольным срезам рисовать. ЕГЭ еще это дурацкое… Опять сидеть на всех экзаменах, время терять.

Марина окончательно остановилась, почувствовав, что у нее нет желания ни возвращаться в родной мир, ни что-то делать в этом. Хотелось просто лечь на эту пушистую экологически чистую травку и медитировать на букашек. Наверное, это все-таки депрессия, и пора признать, что психиатр — не такой уж постыдный врач.

«Ага. Глядишь, признает тебя профнепригодной и отпустит на вольные хлеба, — снова шепнул внутренний голос. — Хха! Не надо обманываться: ты просто стареешь. И ничего не хочешь, потому что ничего и не можешь. Неудачница».

— Прочь из моей головы! — отчетливо сказала вслух Марина, изгоняя назойливую мысль — будто песню Васильева продекламировала.

— Наш учитель слышит голоса, — вдруг хмыкнул у нее за спиной уже слегка знакомый баритон. — А я-то еще думал, уж больно Вы нормальная, не могли нам такого учителя дать: чтобы и с совестью, и с опытом.

Марина торопливо обернулась. По соседней дорожке неспешно шел один из ее учеников — тот, что выглядел на тридцать. Густая ухоженная бородка возмутительно поблескивала под утренним солнцем, доказывая, что именно тридцать, если не больше, ее хозяину и есть.

— Самый умный? — огрызнулась Марина, чувствуя себя крайне неловко: и от того, что попалась на разговоре с самой собой, и от полного несоответствия этого типа классическому облику ученика или хотя бы студента.

— Я пошутил, не обижайтесь, — спокойно ответил тот, останавливаясь подле нее. Заложив руки в карманы, он принял удобную для разговора и в то же время довольно отстраненную позу.

— Почему не в нашем корпусе? — сдержанно спросила Марина, одновременно решая серьезнейшую этическую проблему: обращаться к нему на «Вы» или на «ты».

С одной стороны, это был явно взрослый мужик, и следовало держать дистанцию, а значит, использовать местоимение «Вы». С другой, он вроде как ее ученик. И если к нему обращаться на «Вы», то и к остальным тоже. А Марина искренне считала обращение на «ты» более душевным, превращающим класс в семью.

— За солью ходил, — мужчина, чье имя она никак не могла вспомнить, вытащил из кармана небольшой сверток и продемонстрировал ей. — Вчера продукты принесли. Все есть, кроме соли. Думал, к утру еще что-нибудь донесут, но нет. Пришлось сходить.

— А вам разве