Марине было не привыкать: обычно дети отказывались петь уже с седьмого класса. Крутым подросткам было слишком стремно напевать школьные песенки. А песенки попсовые или «рэпчик» не видела смысла напевать уже сама Марина: попса чаще всего была слишком простой для развития музыкальных способностей, а рэп и вовсе не развивал звуковысотный слух, только ритмический.

— Давайте разучим знаменитую песню из одного далекого-далекого мира, в котором никто из вас не бывал и вряд ли когда-нибудь побывает, — загадочно начала она и сразу затянула:

Изгиб гитары желтой ты обнимешь нежно.

Струна осколком эха пронзит тугую высь.

Качнется купол неба, большой и звездно-снежный.

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!

— Красиво, правда? — сказала она, профессионально игнорируя презрительные выражения лиц. — А теперь, давайте повторим. Три-четыре…

Ожидаемо, повторила только она сама. Жаль, жаль. Марина надеялась, что хотя бы демон Крис или феечка Флокси к ней присоединятся. Но, похоже, позиция в коллективе для них была важнее угождения новому начальству.

— Ну, хорошо, — кивнула она, оставив эту идею. — Не хотите хором, давайте сольно.

Девушка подошла к первой парте, где сидел красавчик Шерман с фиолетовой гривой.

— Мелодию запомнил? — спросила она. — Повтори, пожалуйста. Можно негромко.

Марина чуть склонилась, справедливо полагая, что первый человек хаилать на весь класс постесняется и в лучшем случае что-нибудь тихо намяукает. Если не уйдет в полный отказ, что, как обычно, потянет за собой цепную реакцию.

Класс издал какой-то непонятный звук, вроде «О-о-о!», и все взгляды устремились к ним в явном ожидании представления. Красавчик посмотрел на учительницу с легкой насмешливостью:

— Мне лучше не петь, — сказал Шерман. — Не тот голос.

Он хмыкнул. Но по глазам Марина поняла: петь этот парень любит и умеет.

Она не раз встречала этот взгляд у ребят из восьмых-девятых классов: не дай бог показать одноклассникам, что получаешь удовольствие от пения! Засмеют, загнобят, опозорят на весь интернет. Вон, и эти уже заулюлюкали и демонстративно заткнули уши, как бы намекая, что не хотят слышать этого позора.

Но Марина была тверда в своем намерении. Она уже почуяла: этот малый может стать ее первым успехом. Он явно умел петь и был достаточно нагл, чтобы перешагнуть через мнение общества ради своего таланта. Нужно было лишь немного подтолкнуть…

— А я настаиваю, — сказала она.

— Ну, что ж, раз настаиваете… — красуясь, сказал Шерман и оглянулся на класс. Ехидные морды лишь сильнее заткнули уши и принялись негромко улюлюкать на разные лады, показывая, что слушать не собираются, но в то же время стараясь не сильно нарываться на учительский гнев.

Марина покачала головой. Ну, детский сад, ей-богу.

— Давай, — сказала она, поддерживая парня, и пропела одну строчку, напоминая текст и мелодию.

— Изгиб гитары желтой… — послушно начал повторять Шерман, насмешливо глядя ей в глаза, и Марина ощутила, как по спине пробегают мурашки с первых же нот.

Она не ошиблась. Вот это талант! Какая там проверка слуха — да этот парень дал бы фору всем величайшим тенорам! Голос у Шермана был просто божественный. Он окутывал уютом, околдовывал. Он звучал так нежно и при этом объемно, что казалось, будто звук можно потрогать.

Шерман пел и смотрел на нее, и музыка лилась, как патока. Нет, как искристые морские волны, которые по прихоти богов закручивались вокруг девушки подобно водовороту. И водяные стены становились все выше и выше, оберегая ее от шумного мира. Не осталось ничего, кроме его голоса и пронзительно-синих глаз, что смотрели со дна этого волшебного колодца. И девушка проваливалась в них, как в омут, а парень все продолжал и продолжал намурлыкивать знакомую мелодию, снова и снова… снова и снова… снова и снова…

Глава 3

Марина очнулась только на рассвете, обнаружив себя лежащей на первой парте. Спина страшно затекла от слишком ровной поверхности. В сложенные крестиком на груди руки кто-то вложил букет уже увядших ромашек и свечку, а туфли старательно измазал мелом, имитируя белые тапки.

— Вот сволочи, — не сдержалась Марина, не зная, чего ей больше хочется: рвать и метать, что попалась в какую-то странную магическую ловушку, или радоваться, что так легко отделалась. — Чтоб я еще хоть раз с вами связалась! Немедленно возвращаюсь домой от греха подальше!

Но природа потребовала свое, и пришлось озаботиться совсем другим вопросом: а именно, где здесь справляют нужду.

Выйдя в коридор, Марина начала поочередно заглядывать в разные двери и с удивлением обнаружила, что за ними дрыхнут ее новые ученики. Похоже, никакого общежития им тоже не выделили, и ребята спали, кому как повезло. Точнее, кому как отвоевалось. Потому что в самых удобных в бытовом смысле помещениях оказались самые физически развитые, а ребятам типа Криса, Леама, Персиваля или Пузыря достались какие-то подсобки, полные хлама и уборочного инвентаря.

«Бедолаги», — сочувственно подумала Марина, оглядев свернувшегося калачиком на половых тряпках Криса и крошку Флокси, спящую прямо на полу в коридоре в обнимку с чучелом здоровенной птицы, в пыли и грязи. На этом фоне ночевка на парте стала казаться вовсе не такой позорной.

«Пожалуй, стоит сегодня заняться обустройством их быта перед тем, как уйти, — сделала себе зарубку Марина. — Надо прибрать комнаты, расселить ребят по-человечески, а потом уже и истерить на тему смены учителя и возвращения меня в родной мир. А то пока еще подберут замену».

Туалет она так и не нашла: похоже, его тут и не было. Сбегала в ближайшие кустики, сделав еще одну зарубку в голове. А потом задумалась, что хорошо бы приготовить завтрак. Ей же обещали вечером доставить какие-то продукты? Оставалось только надеяться, что неведомый курьер додумался не увозить доставку обратно, не найдя получателя на месте.

Ей повезло. Мешок обнаружился на крыльце, и ребята его не тронули. Точнее, судя по виду, развязали, покопались, но ничего достойного не нашли и оставили «добычу» в покое. В мешке было килограмм двадцать картошки, немного моркови, россыпь мелких луковиц, пара вилков капусты и несколько мешочков поменьше. Как выяснилось — с крупой.

Марина недоуменно уставилась на все это богатство. Разграблять его у нее тоже желания не возникло, хотя овощи были бодренькие, не сморщенные. Но их еще нужно было где-то долго и упорно