— просто касался голой кожи. Вполне невинно. Истерить было не из-за чего, и я промолчала, однако вскоре поняла, что мой постельный гость просто прощупывает границы дозволенного. Выжидает, наблюдает, проверяет реакцию. Помните поговорку про палец и руку, откушенную по локоть? Всё это про него.
Мое молчание дроу воспринял как зеленый свет, как сигнал двигаться дальше.
Спустя некоторое время его пальцы, до этого лежащие на моем животе неподвижно, пришли в движение. Принялись чертить на коже невидимые узоры, спускаясь все ниже и ниже к завязкам штанов.
— Ну хватит, — я шлепнула по его ладони. — Договорились же!
— Давай я просто немного тебя приласкаю, — горячо зашептал Теневир мне на ухо. Его дыхание участилось, член дернулся, еще сильнее упершись мне в задницу. — Рукой. Тебе понравится. Обещаю ничего не совать внутрь. Даже пальцы. Всего лишь поглажу.
Мое лицо пылало.
— Сказала, что прогоню. Помнишь?
— Тебе ничего не надо делать, — убеждал Теневир, тяжело дыша мне в затылок и потираясь о меня возбужденной плотью. — Просто чуть раздвинь ноги. Я все сделаю сам. И ты сладко кончишь перед сном. Сон после оргазма самый крепкий.
Так хотелось сдаться его рукам. Отбросить сомнения — и пусть течение меня несет, но…
Не могла я! С почти незнакомцем. Внутри стоял какой-то барьер.
— Не сегодня.
Разочарованный, Теневир убрал от меня руки и откинулся на спину. Некоторое время в тишине спальни было слышно его недовольное сопение.
А потом будто взорвалась бомба. По крайней мере, так я восприняла слова, раздавшиеся вслед за его обиженным молчанием.
— Не хочешь оргазмов, ладно. Давай тогда просто поговорим. Объясни, почему я смотрю на тебя и вижу перед собой совершенно незнакомую женщину.
Если до этих слов я горела будто в огне, то теперь из жаркого пламени меня бросило в ледяной холод.
О Боже, неужели он догадался?
Я что-то забормотала в свое оправдание, но Теневир перебил меня, продолжая рассуждать.
— Ты вдруг подобрела. Это как раз объяснить легко. Я зачем-то понадобился Великой матери, и тебе велели взяться за мою дрессировку. Научить меня есть у тебя с рук и прыгать на задних лапках по щелчку пальцев. Верно?
Я открыла рот, но Теневир опять не дал мне вставить ни слова.
— В общем, ничего удивительного, однако… Изменилось не только твое поведение. У тебя другая походка, другая мимика, я слышу в твоем голосе чужие интонации. Как это понимать, а, Кхара?
Я чувствовала, как меня начинает трясти.
Этот мужчина слишком умный, слишком наблюдательный.
Если я расскажу ему правду, как он отреагирует? А вдруг разозлится? Что, если ему не нужна чужачка в теле его истинной? Что, если он захочет вернуть себе настоящую Кхару и пойдет с моей опасной правдой к Великой матери?
Лучше бы я согласилась на секс! Тогда до этого разговора дело бы не дошло.
Черт-черт-черт!
Теневир ждал ответа. Затылком я ощущала его пристальный взгляд. С каждой секундой тишина в спальне становилась все более напряженной. Отмалчиваться дальше было опасно.
Я проглотила приступ паники и постаралась говорить с мужем как настоящая Кхара:
— У тебя крыша поехала, Теневир? Ты слишком долго просидел в одиночке, и теперь тебе мерещится всякое разное. Ты со своими бредовыми фантазиями ко мне не лезь. Не думал, что ты за двадцать лет просто меня забыл? Мою походку, мимику и что еще ты там упомянул.
Высмеять собеседника, убедить его в том, что у него непорядок с головой — отличная тактика, проверенная многими манипуляторами. Конечно, подобное мне претило, но я должна была себя защитить. Слишком многое стояло на кону. Моя безопасность. Моя жизнь.
В ответ на мою тираду Теневир неопределенно хмыкнул.
— Уходи, — процедила я, поднявшись с кровати и указав в сторону арочного проема, ведущего в гостиную. — Сегодня будешь спать у себя. Ты меня утомил.
Мне показалось, что я хорошо вжилась в роль этой стервы Кхары и развеяла подозрения Теневира. Мой голос звучал грубо, а если и дрожал, то это легко можно было списать на злость.
— Уходи, — повторила я с нажимом, видя, что дроу не двигается с места. — Ну!
Теневир неохотно скинул с себя одеяло и сел на постели. Затем вытянулся во весь рост, высокий, широкоплечий, с волнистыми волосами цвета пепла, которые спускались ему чуть ли не до задницы. Он и не подумал прикрыть наготу, словно не было ничего естественнее голого тела. Перешагнув полотенце на полу, Теневир двинулся ко мне. Наблюдая за его приближением, я скрестила руки на груди и вздернула подбородок. Кожа на моих плечах покрылась мурашками и словно потрескивала от статического электричества.
Желтые глаза дроу горели в темноте. Вид у него был такой, словно он сейчас что-нибудь со мной сделает от злости, но Теневир прошел мимо, и я тихонько вздохнула с облегчением.
Рано расслабилась!
Внезапно муж обернулся и резко притянул меня к себе, засосав в поцелуй. Яростный, мокрый, подавляющий, полный очевидных собственнических чувств. Это длилось недолго, но откликнулось внутри морем ярких эмоций.
— Завтра у меня день рождения, — напомнил Теневир, пока я тщетно пыталась перевести дыхание. — И я наконец получу то, что полагается мне по праву. Ты обещала.
Да, я обещала. Не понимаю, почему Кхара ему в этом отказывала.
Он ушел. Его высокий силуэт растаял в полутьме арки, следом затихли шаги, и в своей душной спальне я осталась одна. Сердце все еще бешено колотилось после поцелуя, внизу живота пульсировало горячее томительное желание.
Надо было соглашаться на предложение этого красивого мужчины. Зря я ломалась. В следующий раз, когда он начнет ко мне приставать, я, пожалуй, отдамся на волю его желаний. Пусть делает со мной все, что хочет.
Мысль обожгла. Воображение нарисовало такие горячие картинки, что я с трудом сдержала стон.
В следующий раз я скажу ему «да». В следующий раз.
* * *
— Ты спишь, Кхара? — разбудил меня низкий вкрадчивый голос, полный нетерпеливых ноток. Матрас рядом со мной прогнулся. — Уже утро. Шесть утра. Пора вставать.
Шесть утра?
Да он издевается!
Проворчав что-то невразумительное, я натянула одеяло на голову и перевернулась на другой бок. Спиной к Теневиру. Сова во мне обругала его последними словами.
— Сколько можно разлеживаться? Нельзя же быть такой соней.
Что? Соней? Он шутит? Шесть утра! Шесть! Кто вообще встает в такую рань?
Фыркнув, я плотнее завернулась в свой тряпичный кокон.
— Кха-а-ара-а-а… —