– штука непростая, здесь и сейчас мне гораздо легче от понимания, что на моей стороне человек, свято верящий в лучшее.
– С этим разберёмся. Меня волнует другое – ты сейчас планируешь жить дома?
Она задала тот вопрос, который подспудно волновал и меня. Находиться в состоянии войны с мужем и пребывать с ним на одной территории – вовсе не то, о чём я мечтала. И это вполне может закончиться плачевно для моей беременности, от чего Журавлёв будет счастлив.
– Я пока об этом не думала. Как ты уже поняла, всё случилось молниеносно, – проговорила в ответ.
Эмма кивнула и взглянула на часы.
– Давай тогда поступим так. Сейчас мне нужно будет вернуться на работу, ты едешь со мной. Найдём кабинет свободный, где ты отдохнёшь. А потом заедем к тебе за вещами и какое-то время поживёшь у меня. Хорошо?
У меня даже на глазах слёзы появились от того, что подруга столько всего для меня делала. А ещё наверняка гормоны уже вовсю играли, потому что мне захотелось не просто плакать, а рыдать в три ручья.
– Хорошо, Эм… Я так тебе благодарна, – прошептала, роясь в сумочке в поисках кредитки.
– Для этого друзья и есть, – мягко ответила подруга и, расплатившись за мой чай, взяла меня под локоть, после чего мы отправились к её машине.
А когда я немного отдохнула, старательно отключая все мысли о свалившемся на мою голову ужасе, и мы с Эммой приехали ко мне домой за вещами, нас ждал сюрприз.
– Юля! Хорошо, что мы тебя застали! – проговорил свёкор, который как раз заносил руку для того, чтобы звонить в дверь.
Рядом с ним стояла мать Эдика, по лицу которой никогда было нельзя сказать, что именно она думает и чувствует.
– Да уж! Это очень хорошо, – хмыкнула я, подходя к двери.
Открыла замок и, обернувшись к маме с папой Журавлёва, проговорила:
– Заходите. Нам точно есть о чём поговорить.
С одной стороны, у меня было весьма боевое настроение. Очень хотелось послушать свёкров – пусть расскажут свою версию случившегося, ибо в том, что лил мне в уши их сын, было слишком много белых пятен.
С другой, подобные беседы меня выматывали до предела. Я уже чувствовала себя воздушным шариком, который раньше бодро и весело летал под потолком комнаты, а сейчас уныло лежал на полу, сморщенный и безрадостный.
– Юль… Я пойду пока в комнате подожду, – сказала Эмма, когда я убедилась в том, что в наше отсутствие в квартире ничего не происходило.
И сюда не заехали, скажем, какие-нибудь родственники Тоси, которым негде стало жить в селе. А что? Вполне вероятное развитие событий, особенно если учесть ту скорость, с которой Эдик творил свои бесчестные делишки.
– Хорошо. Я думаю, что мы быстро.
Мы со свёкрами прошли на кухню. Я указала за стол, за которым мы втроём и расположились. Не было никакого желания их привечать и быть гостеприимной хозяйкой, как то было до сего времени. Поэтому я просто уставилась сначала на отца Эда, затем – на его мать.
С Мариной Дмитриевной у нас были весьма спокойные и уравновешенные отношения. Никаких анекдотов в стиле «плохая свекровь-страдающая невестка» о нас сочинить было невозможно. Но я всегда про себя подспудно отмечала тот факт, что свекровь – это женщина с двойным дном.
То, как она играючи и незаметно всегда продавливала всех кругом, чтобы её интересы оказались на первом месте, я замечала про себя не раз. Но данные умения Марины Дмитриевны на меня не распространялись – уж я отслеживала это чётко. Пару раз, когда мы с Эдом только начинали жить вместе, она попыталась навязать мне какие-то свои взгляды на ситуацию, но я очень быстро и мягко ей показала, что вполне способна самостоятельно принимать решения.
А вот в их общение с сыном, разумеется, не лезла, пока их дела не касались меня. Видимо, зря…
– Юля, Эдуард сказал, что у вас сложилась не очень приятная ситуация, – проговорила Марина Дмитриевна после довольно внушительной паузы, во время которой не было произнесено ни слова.
Свёкры, судя по всему, ожидали от меня каких-то первых действий и фраз. Я же всем своим видом показывала, что жду начала беседы от них. Ведь именно они разбирались в вопросе гораздо лучше меня.
– Не очень приятная ситуация? – вскинула я бровь. – Вы сейчас о том, что меня положили в одну палату с беременной любовницей моего мужа, после чего я узнала, что он с нею уже пару лет? А ещё, что Эдик покупает ей дом, и это провернул за моей спиной, когда как-то хитро заработал деньги на первоначальный взнос, а вы, Марина Дмитриевна, ещё и взяли ипотеку?
Я побарабанила пальцами по столу. Всё это снова начинало меня порядком нервировать…
– А! Совершенно забыла милую маленькую деталь. Моя собственная дочь не просто знала об этом предательстве, но ещё и ждёт с нетерпением братика или сестрёнку. А не далее как несколько часов назад и вовсе заявила, что я во всём неправа. И что у её папы новая семья, а мой малыш, которого я жду – это недоразумение!
Александр Борисович немного побледнел и судорожно сглотнул. А вот на лице свекрови появилось бесстрастное выражение. Как будто мы тут собрались обсудить, какое платье я планирую надеть на празднование Нового года.
– Юля, мы понимаем, что ты очень обескуражена. И что случившееся для тебя – как гром среди ясного неба. Поэтому и приехали, чтобы поддержать… – проговорил Александр Борисович.
Это было… внезапно. Но я бросаться с благодарностями на шею свёкров не торопилась, потому что чувствовался в этом всём какой-то подвох.
– Твоего ребёнка, если ты его оставишь, мы тоже признаем, конечно же, – заверила меня свекровь. – Но мы говорили с сыном. Он ему не нужен. Эдуард любит Тосеньку. И очень ждёт рождения малыша именно от неё.
Она немного перевела дух, пока я сидела застывшей статуей. Зачем Марина Дмитриевна мне это говорит? Чтобы показать, что она на стороне Эдика? Так это и без того понятно. Достаточно вспомнить те махинации, которые они провернули за моей спиной.
Я не стала уточнять что-либо. Просто сидела и ждала продолжения. И оно последовало довольно скоро.
– Мы предлагаем тебе оставить всё так, как есть сейчас. Точнее, с некоторыми поправками. Представь, что ты не забеременела, и у вас с Эдуардом развод. Ты не в курсе Тосеньки, просто мой сын сообщил бы тебе, что вы расходитесь. Суд оставил бы всё так, как есть. Твою половину квартиры –