Она наверняка понимала, какого рода разговор у нас состоится, стоит ей приехать. Понимала и воспользовалась возможностью к нему подготовиться. А вот я себя во всём этом ощущала самым уязвимым элементом.

– Ты вообще осознаёшь, что произошло с нашей семьёй и в каком виде? Твой отец меня столько времени обманывал… Проворачивал за моей спиной свои махинации с финансами, чтобы обеспечить своей девке жизнь в собственном доме…

Я не успела договорить, когда дочь вскинула ладонь, показывая тем самым, чтобы я замолчала.

– Мама, Тося никакая не девка! Да, в тебе говорит обида, но пойми уже… Папа тебя разлюбил. Он мне и Антонине это говорил регулярно. И вообще… пап, может так случиться, что мама беременна не от тебя?

Боже, дай мне сил! И терпения остаться на месте, а не броситься на эту незнакомку, которая вроде как выглядит как моя дочь, но по факту совершенно на неё не похожа. Дай мужества не выписать ей оплеуху, которую она заслужила на все сто!

– Маша, это слишком… – выдохнула я, не веря собственным ушам. – Ты просто неблагодарная сука, если сейчас говоришь это и веришь собственным словам!

Мой голос зазвенел от негодования, пока дочь смотрела на меня обиженно. Да-да! Она умудрилась сыграть в обиду, хотя кому и стоило испытывать это чувство – так это мне.

– Лапуль… мама скорее всего действительно в залёте от меня. Но я уже ей попытался донести, какая это обуза… – проговорил Журавлёв, опять используя, словно оружие, эту свою сраную улыбочку.

Он какое-то время посидел, прикрыв глаза, пока я пыталась постичь происходящее хоть как-то. Потом взглянул на меня с таким выражением, словно перед ним была какая-то досадная помеха, а не жена, с которой он прожил столько лет.

– Юля… Вот он – наш семейный совет. Другого не будет, – обвёл он пространство рукой, будто я была недалёкой барышней, которой требовались особые пояснения. – Давай решать всё здесь и сейчас. Маш… я сказал твоей матери, что отдаю вам эту квартиру, а сам ухожу к любимой женщине. Ты не против, если я перепишу на тебя свою долю перед тем, как мы с твоей мамой разойдёмся?

Дочь изобразила искреннее удивление, но я видела – она играет хорошо заученную роль. Они обсуждали этот исход заранее, и сейчас выдавали те реакции, которые успели отрепетировать.

– Это очень неожиданно… Но конечно, я согласна, – заявила Маша.

Я же не сдержалась – стала хохотать, что вызвало у мужа и дочери недовольство. Оба глазели на меня, даже не скрывая этого чувства. И если в случае с Эдиком я хоть как-то могла объяснить себе его поведение, ведь он действовал в своих интересах и интересах своей Тоси, то на каком крючке они держали Машу, ответа у меня не имелось.

– Слушайте… избавьте меня от этих дешёвых спектаклей, – отсмеявшись, проговорила я безэмоционально. – Никаких разменов и прочих отписываний имущества не будет. Я не даю согласия ни на развод, ни на раздел имущества. А ты, Маша, можешь забыть в принципе, что у тебя когда-то была мама. Такие вещи, которые ты творишь, не прощают.

Произносить эти слова было жутко, но я справилась. В этой ужасной фразе, что у моей дочери больше не имеется матери, было море боли. Моей. Это я ведь представить не могла, что когда-то мы с Машей станем врагами. А дочь, похоже, восприняла все совершенно спокойно, словно была… готова к подобному исходу. И уже заранее сделала свой выбор.

– Мама, перестань уже заниматься этой ерундой! У папы другая и так бывает. Он хочет новую семью. Там будет ребенок! И он уже большой, в отличие… от того недоразумения, которым ты беременна.

Я подскочила к дочери и ударила ее по щеке. Затем – по второй, ставя тем самым самую красноречивую точку в наших отношениях.

– Юля, ты с ума сошла?! – проревел Эд, бросившись ко мне.

Вновь схватил с силой, причиняя боль. Отпихнул, обращаясь так, словно я была вещью. Да-да… Он ведь станет делать все, чтобы я лишилась нашего ребенка. Мне и впрямь нужно быть очень осторожной…

– Я все сказала! – выкрикнула дрогнувшим голосом.

Обхватила себя руками, глядя на Машу и Эдика, которые взирали в ответ с ненавистью.

– Все, с меня хватит!

Бросившись прочь, я судорожно нацепила на себя первую попавшуюся куртку и, схватив сумку и телефон, помчалась, куда глаза глядят. Еще немного и просто свихнусь, а мне сейчас отчаянно нужен светлый мозг… Поэтому надо хоть немного его проветрить.

Эмма нашла для меня время сразу, как только я ей позвонила, устроившись в кафе в паре остановок от дома. Я позволила себе слёзы. Тихие и какие-то безнадёжные, которые не приносили облегчения, но без них было бы ещё хуже.

Я никогда не впадала в такое состояние, в котором находилась сейчас. У меня никого не осталось, и только беременность, словно путеводный лучик, вела меня во мраке хаоса, в который превратилась моя жизнь.

Возможно, это было глупо – оставлять ребёнка от человека, который так меня ненавидел, что способен был даже на рукоприкладство. Да и жизнь у меня отныне будет совершенно другая… Но я уже всё решила.

– Лапуль! Юлечка, на тебе лица нет! – всполошилась Эмма, как только появилась рядом.

Я поспешно отёрла бегущие слёзы, понимая, что это вряд ли исправит ситуацию, ведь у меня и без них видок наверняка такой, что краше в гроб кладут. Но хоть рыдать не буду…

– Как ты себя чувствуешь? Может, всё же в больницу? – начала сыпать подруга вопросами, но я лишь замотала головой.

– Нет, не нужно никаких больниц. Физически – жить буду. А вот морально я убита, даже скрывать не стану.

Я открыла файлы, которые перекинула себе на почту с компа Журавлёва. Протянула мобильник подруге, и она, нахмурившись, присела напротив и стала изучать содержимое. Потом чертыхнулась и подняла на меня взгляд.

– И что он предлагает? – спросила Эмма.

– Да что он может предлагать? Во-первых, аборт. Во-вторых, половину квартиры оставить дочери, с которой мы и останемся жить вдвоём, пока он прохлаждается в новоприобретённом доме вместе со своей Тосей.

Эмма фыркнула и, вернув мне телефон, побарабанила пальцами по столу.

– Этому не бывать! – заявила она уверенно. – Любой грамотный адвокат эту историю раскрутит так, что ты ещё и в шоколаде останешься.

В её словах сквозила убеждённость в том, что именно так оно всё и будет происходить. И я заразилась этим чувством тоже. Пусть оно в итоге и не сбудется, ведь жизнь