Свекровь смотрела на меня тяжёлым взглядом, как будто хотела загипнотизировать. Я мысленно выстроила ментальные барьеры – пусть выскажется до конца, но это меня никак не затронет… Наверное…

– Так вот представь, что беременности нет, вы разводитесь, и исход суда – половина этой квартиры достаётся Эдуарду. Да он же даже продать её мог бы, чтобы погасить ипотеку. И чтобы я могла переписать дом на Тосеньку, как мы и договорились!

А вот и новые подробности, о которых я до сего времени ничего не знала. Ну-ну, очень интересно…

– А теперь я не рискну это сделать, пока она за него замуж не выйдет…

С моих губ сорвался нервный смех. Марина Дмитриевна сидела на моей кухне и вот так, на голубом глазу, мне рассказывала о планах в виде подарков «Тосеньке».

– А чего это вы не рискнёте, дорогая свекровь? Рискните в любом случае! Или думали, что если подарите вашей селянке дом, когда они с Журавлёвым поженятся, он будет их общей совместной собственностью? Так изучите сначала законы, мой вам совет…

Марина Дмитриевна заметно приуныла. Они с Александром Борисовичем переглянулись, на лицах каждого мелькнули неверие и недоверие. Я примерно начала понимать схему, на которую их толкала Тося. Причём всех троих. Она в любом случае заполучит дом, а если с идиотом-Эдиком не сложится, эта «простушка» останется при своём.

Даже если у «Тосеньки» не было настолько откровенных задумок прибрать к рукам недвижимость, она всё равно на очень многое рассчитывала, когда собиралась замуж за Журавлёва. И уже охомутала не только его, но и родителей Эда. И если с этой троицей всё было ясно – им просто вскружила голову милая девчонка из деревни, как бы саркастично это ни звучало, то на какие крючки Тося поймала Машу, мне оставалось лишь гадать.

У меня, конечно, была мысль, что суть просто в том, что «Тосенька» очень хороший человек, вот к ней и тянутся. Но я же видела, как менялось выражение на её лице, когда мы виделись в первый и последний раз в палате. Порою оно было испуганным, как будто она столкнулась с тем, чего не предусматривала, но когда Журавлёв делал какие-то определённые шаги, его любимушка тут же становилась довольной тем, как всё происходит.

– Давайте подведём итог, – проговорила я, понимая, что силы мои окончательно на исходе.

А те, которые появились после отдыха у Эммы, не только испарились, но ещё и оставили после себя вселенскую усталость.

– Я уже сказала мужу, что рожать стану в любом случае. Он хоть и попытался меня отговорить, назвав будущего малыша обузой, я слушать его бредни не стану. Ребёнок будет. Ваш внук, между прочим.

«К которому я вас на пушечный выстрел не подпущу», – хотелось мне добавить, но я этого озвучивать не стала. Кто знает, может, у этих людей, которых я знала более двух десятков лет, хоть что-то похожее на совесть проснётся, когда они станут думать о том, что предают родного внука.

– Юля, мы уже говорили, что его признаем! Но дай, пожалуйста, развод нашему сыну. Тосенька очень переживает, что не выйдет замуж за Эдуарда до родов. Отпусти ты его, прошу! А с вопросом, который ты нам обозначила, мы разберёмся, обещаю! Ты ратуешь за то, чтобы дом, который купил сын для Тоси, остался их совместной собственностью. И это правильно. Мы возьмём это на контроль!

Господи Боже! Что нёс сейчас свёкор? Как ему в голову вообще мысль пришла настолько всё извратить?

– Согласись на развод… Эдуарда мы уговорим, чтобы он тоже участвовал в жизни твоего будущего ребёнка. А квартиру эту поделите так – половина так и будет тебе принадлежать, а вторую – Эдик отдаст Маше. И останешься ты при своём!

Это уже бросилась увещевать свекровь, что окончательно меня привело к мысли: с этими людьми отныне разговор у меня будет короткий.

– Отпускать ли Журавлёва в свободное плавание, я ещё подумаю. Но мои условия пока такие – пусть заберёт отсюда все свои вещи, я сменю замки и чтобы Эдик даже не вздумал на пороге квартиры появляться.

Я поднялась из-за стола, давая понять, что беседа наша закончена. Может, и не придётся сейчас к Эмме съезжать, если свёкры передадут Журавлёву мои требования и он на них согласится. Сама же я воспользуюсь возможностью быстро инициировать разбирательство на тему того, как за моей спиной близкие люди провернули такое отвратительное дельце.

– Мне нужно время, – продолжила, почувствовав на себе взгляды свёкров, полные ожидания. – Время на то, чтобы успокоиться и прийти в себя от такого жуткого предательства…

Александр Борисович отвёл взгляд, а Марину Дмитриевну было не смутить. Она смотрела на меня с чем-то вроде вызова, который сквозил во всём её облике. Но ничего не говорила и ничем не парировала в ответ на сказанное.

– Потом буду думать, нужен ли мне такой муж в принципе. Уж алименты я с него стребую через суд в любом случае.

Я понимала, что оставаться замужем за Журавлёвым – значит просто махать красной тряпкой перед мордой не особо умного быка, которого на верёвочке водит простая сельская «Тосенька». Всё, что причитается ребёнку, из него вытрясу по закону в любом случае. А уж зарабатывать на жизнь я научилась давно и сама.

И нужен этот брак только для того, чтобы иметь возможность провернуть все маневры, которые потребуются для того, чтобы не потерять причитающееся мне по закону. Так что сначала – консультация грамотного юриста, который разложит по полочкам все мои перспективы. Потом – действия, которые от меня потребуются.

Но сейчас я действительно хотела лишь покоя. Хотя бы на пару дней.

– Мы будем помогать! – заверил меня Александр Борисович, тоже поднимаясь с места.

Ну-ну, мели давай, Емеля, – мысленно фыркнула я.

Да они забудут обо мне и будущем ребёнке сразу, как только получат в невестки свою чудо-Тосеньку. Хотя, мне на это откровенно плевать.

– Юленька, мне очень жаль, что у вас так всё случилось. Но он полюбил…

Только не эти артистические истории, умоляю…

– Марина Дмитриевна, избавьте меня от этого драматического бреда, – процедила я. – И дайте мне уже отдохнуть!

Свекровь сверкнула глазами, но говорить ничего не стала. Они с Александром Борисовичем засобирались на выход к огромному моему облегчению.

– Я сыну скажу, он вещи заберёт, – проговорила Марина Дмитриевна, и