— Правильно! Не на работе. Это моя квартира. Не закусочная. И я не пью крепкие напитки. И в моей квартире лишь один начальник. Я.

Остается лишь догадываться, насколько сильно этот нежданный гость зол на мою персону. И злость его больше похожа на отчаяние. Явиться к подчиненной, которую он собирался засудить, не входило в его планы. И точно Сабуров не мечтал выкинуть из своей жизни всех тех, с кем прожил свои лучшие годы. Засудить? Брр! Суд для меня это хуже любой казни! Всеобщее оправдание и взгляды чужих людей. Ладошки аж вспотели. Постараться быть поласковей? Может, есть шанс все остановить или исправить?

— Квартира? Громко сказано! Это помещение сложно назвать квартирой. — ну и пусть моя квартира лишь студия. Зато моя. Каждый уголок, тараканы и звуки за стенами. Здесь все мое. Катился бы в свой роскошный особняк, или где он там проживает. Сюда его никто не приглашал! Но эти мысли слова проглатываю. Растягивая на лице улыбочку.

— Суп сварила. Будете? — еще с детства поняла, что спорить с пьяными пустое занятие.

— Будешь, — бубнит себе под нос. Исправляет меня. Но говорить с ним на «ты» язык не поворачивается.

Руки в карманах брюк, осматривается. Заглядывает в маленький отсек, где и расположена душевая кабина. Раковина только в кухонном углу. Там же рядом на плитке кипит мой супчик. Выключаю. Отхожу к окну. Окно в моей квартирке огромное. Низкий подоконник приспособила под очень удобное сиденье. По вечерам очень круто пить чай и смотреть на ночной город. Хотя дом напротив сложно городом назвать.

Нежданный гость мой молчит. Впитывает то, что видит. Считает? Могла ли такая нищебродка ободрать его крутую компанию.

А он гораздо худее, чем я думала. Высокий и худощавый. Но размах плеч и ладони широкие.

— Ваня. Так да? — его появление здесь это словно шутка. Сабуров вообще не вяжется с этой обстановкой. Но на мой тон беспечной девицы отзывается.

— Именно. — закатывает рукава своей темно- серой рубашки. А у меня сердце останавливается. Смуглая кожа. Слегка покрытые порослью. Рубашка уже без галстука и расстегнута сверху. А у меня появилось желание к нему прижаться. В принципе он кажется нереальным. Точно. Это сон. Сабуров на моей кухне? Это что за бред.

— Присаживайся, Юленька. Ты готовила, я поухаживаю.

— Вы… ты. Ванечка. — копирую его интонацию, — на меня страх нагоняешь? — нормального стола у меня нет. узкая небольшая стойка. Я ее разыскала на мусорке. Рассказать бы кому. Генеральный директор за помойным столом. Сейчас, конечно, это роскошная часть скудного интерьера. Покрытая лаком.

— Ну что ты, милая, — ставит передо мной тарелку с супом. Наливает себе. — есть проблемка. И решить, ее можешь только ты. — замечает резные ножки, — красивая вещица.

Он начинает есть. И с таким аппетитом. Достаю из холодильника сметану. Нарезаю хлеб со злаками. Руки слега трясутся. Понимаю. Что кушать сама не хочу. В горле суп застрянет.

— Вкусно то как. Сто лет не ел нормальной еды. Ешь скорее. — пришлось сделать, как говорит.

— А вы… ты не выглядишь сильно голодным.

Он усмехается. И смотрит так из-под бровей. Глаза зеленые сияют как молнии. Прошибают мое существо. Я стою. А хочется бежать.

— Голодовку не объявлял. Просто питаюсь по скудным ресторанчикам.

— А ну да. Помню наши пирушки на фирме. Сплошные фуа-гра и мраморная говядина.

— Юленька, не могу же я на сотрудниках экономить. — вытирает рот салфеткой. Встает. Смотрит на меня сверху вниз. А меня странно так подвыбешивать все начинает. Его обращение. Это ласковое «Юленька». Никто меня так никогда не называл! Ник постоянно звал меня Юка. Да. Я его Ник. Он меня Юка. Смешно. Но из его уст это звучало очень интимно и ласково. А «Юленька» для меня лично плохо воспринимается на слух. Как издевательтсво.

— Мое имя Юля. Юлия. Не Юленька, Иван Сергеевич! — грозно смотрю в его глаза. Улыбается. Откровенно так дергает верхней губой. И снова ко мне свое лицо приближает. Боже! Какие у него глаза. Словно нарисованные. И эти морщинки в синеве под глазами. Он словно прожил гораздо больше, чем свои годы. И снова его вопрос сбивает с толку.

— А компот будет? — отвлекает. И на мои претензии не отвечает. А в горле пересохло. И сказать нормально ничего не могу.

— Нет. Есть сок. Свежевыжатый. Апельсиновый. — сама подхожу к холодильнику.

— Отлично. Вискарик?

— Здесь вы его пить не будете. — наливаю в стакан сок и протягиваю ему.

— Кто мне запретит? — обхватывает длинными пальцами бокал. Вместе с моей рукой. Поднимает и пьет. Вижу, как движется его кадык. Капля сока стекает по подбородку. Сглатываю. Забирает бокал. Я медленно оседаю на стул. Он споласкивает бокал. И аккуратно ставит на мойку. Подходит. Встает очень близко. Мое лицо практически упирается ему в живот. И этот его мужской вкусный аромат теребит мои рецепторы. — Так кто мне запретит, Юленька?

— Я, например. — встаю. И получается так, что вдоль его тела поднимаюсь. Он очень близко. Снова руки в карманах. Не касается. Но весь его облик словно обволакивает. Подавляет. А спрятаться негде. И выгнать его не осилю.

— Вы протрезвели? Может, пойдете своей дорогой. С кем не бывает, по пьяни заблудился…

Договорить не дает. Шаг. Неотрывный обмен взглядами. Целенаправленно пришел. А пил потому, что хреново? Устал? Капец, как его колбасит.

5

— Есть проблемка, Юлечка. Сделай так, чтобы я окончательно всех твоих обидчиков выгнал.

— Моими руками хотите от предателей избавиться? — отдвигаю стул и отхожу. Кровать и шкаф с вещами скрыт от посторонних глаз. Вернее, шкаф повернут спиной. А на этой спине я нарисовала ромашковый луг. Он смотрит сейчас на те самые ромашки. Такое поле было в деревне, где я жила. На картине так же есть дерево с тарзанкой. И кусочек озера. Этот крошечный уголок когда-то был моим самым счастливым местом в жизни. Почему Сабуров смотрит так, будто знает это место.

— Ты хоть понимаешь, что они все часть моей жизни? — переводит взгляд на меня. Снова. Ближе подходит. Отступать не куда.

— Так я становится этой частью не собираюсь.

— И я о том же. Не резон мне тебе помогать.

— Вы сейчас бред несете. Вас обманывали. Воровали. И это была не я.

— Но ты стала тем, кто открыл мне глаза. И знаешь. Хочу сделать так, чтобы