Переступаю порог квартиры, и первое, что слышу — мужской приглушенный голос. Странно. Оглядываюсь и вижу на полу, прямо у входа, ботинки. Кожаные, начищенные до блеска. Явно не бабушкины.

Сердце сжимается от тревоги. Кто это может быть?

— Ба, я дома, — кричу по привычке, опуская коробку с десертом на пуф.

Отдаленный разговор сразу стихает, невыносимая тишина накрывает стены квартиры. Медленно иду в сторону кухни, чувствуя, как с каждым шагом холодок ползет по спине.

Надеюсь это не куратор пожаловал в гости. Этот сентябрь я начала не так хорошо, как хотелось бы — из-за хаоса с беременностью учёба для меня отошла на задний план, домашние задания с трудом выполняю.

Наверное, куратор решил проконтролировать, что у меня происходит.

Когда я захожу на кухню, сердце проваливается в пятки. За обеденным столом сидят двое — моя бабушка и... Не куратор, к сожалению.

Рядом с моей бабушкой, у меня дома сидит Максим. Тот самый. Из Одессы.

Он расслабленно попивает чай с моим любимым вареньем. Выглядит так, будто это дня него самая обычная встреча.

Торт в руках вдруг становится тяжелым как камень. Сердце колотится в груди. В голове гудит кровь. Секунды растягиваются, и я чувствую, что задыхаюсь от всего, что нахлынуло.

Максим встречается со мной взглядом. В нем нет и тени волнения. Словно то сообщение, которое я ему отправила, было всего лишь чем-то вроде «Как дела?». А не... не то, чем оно было на самом деле.

— Здравствуй, Полина, — бархатный голос мурашками проносится по моей коже.

Шею бросает в жар, уши заливает краской. Он говорит так, будто мы видимся каждый день.

Перевожу взгляд на бабушку. Она качает головой, взгляд строгий, укоризненный. Она все знает? Он все ей рассказал? Но как?

— Ты же не сказала мне, что у вас будут гости, — еле выговариваю, пытаясь взять себя в руки. Ставлю торт на стол.

Глава 22: Полина

Сидим втроём за столом. Воздух в кухне густой и тяжёлый. Глазею на Максима и всё ещё не могу поверить, что это правда. Он здесь, в моем доме, сидит рядом с бабушкой, пьёт её чай и ведёт себя так, словно это чаепитие — привычное и абсолютно нормальное дело.

Но здесь нет ничего нормального.

Принесенный торт, так и стоит нетронутым в центре стола. Вроде бы покупка как раз к месту, новый гость в доме, но ни у кого из нас не тянется рука к нему. Да и что, собственно, праздновать? Мою беременность или наше с Максимом летнее безрассудство?

Максим ставит чашку на блюдце, звон посуды схож на сигнал начала разговора. Он делает глубокий вдох.

— Раз уж так получилось, я хочу поступить по совести.

Я напрягаюсь. Бабушка тоже поджимает губы, в её глазах сверкает подозрительность.

— По совести надо жениться.

Градус напряжения в комнате резко подскакивает к потолку. Смотрю на бабушку во все глаза. Она серьезно что ли? Какое жениться? В двадцать первом веке вроде живем, а не в Средневековье.

Максим улыбается, мягким тоном пытаясь сгладить бабушкину атаку:

— Чтобы строить семью, необязательно бежать в ЗАГС и ставить штамп в паспорт. Мы с Полиной мало знаем друг друга.

— Это не помешало тебе затащить её в койку, — бросает бабушка, её голос острый как сталь. — Ладно она несмышленая девка, но ты то мужик видный, внимание женским, уверенна, не обделен. Чего ты именно к ней полез-то?

Бабушка смотрит так, словно готова порвать Максима на куски.

На его лице начинают дергаться желваки, нервничает, хоть и старается держать себя в руках. Видно, перебирает в голове варианты правильного ответа.

— Я не отказываюсь от ответственности, — осторожно продолжает он. — Мы с Полиной мало знакомы, поэтому прежде чем делать такие серьёзные шаги, как брак, я просто хочу чтобы мы узнали друг друга лучше. Я намерен забирать Полину к себе в Одессу, там мы сможем быть вместе и спокойно решим, как быть дальше.

Одессу? Забираю? В смысле? Он предлагает мне переехать? Вот так? Перевожу ошарашенный взгляд с Максима на бабушку и обратно.

Бабушкино лицо становится ещё более хмурым.

— Переехать к тебе? Чтобы что? Чтобы ты её держал у себя как домработницу, которая будет стирать, убирать, ребенка тебе вынашивать без каких-либо обязательств? Где твоя совесть, Максим? Второй раз запудрить мозги своей внучке я не дам, и не надейся.

Максим тяжко вздыхает, трет пальцами переносицу. Его уверенность трещит по швам из-за сопротивления моей бабули. Видимо он не ожидал, что за образом милой старушки, которая встретила его с чаем и малиновым вареньем, может скрываться такая напористая и прямолинейная натура.

— Я хочу поступить по совести, — настаивает он. — Переезд — это логичный шаг. В Одессе у меня жилье, работа, там я смогу о Полине заботиться, ей там будет лучше.

— Лучше? — бабушка буквально плюётся ядом. — Лучше было бы, если б ты женился и дал ребёнку свою фамилию!

Смотрю на них и не понимаю, что вообще происходит. Эти двое, кажется, забыли, что я сижу с ними за одним столом. Делят меня как корову, словно меня здесь нет.

Но я здесь. И это моя жизнь.

— А меня вы спросить не хотите? — неожиданно для себя срываюсь на двоих. Вскакиваю с места и развожу руки. — Я вообще-то тоже тут сижу.

— Нет, — отвечают в унисон, даже не повернув головы.

Два коротких слова бьют по мне словно плеть. В груди поднимается злость. Они говорят обо мне, будто я какая-то вещь, которую можно легко передать из одних рук в другие. Моё мнение для Максима и бабушки вообще не играет роли.

Сжимаю руки в кулаки.

— Остановитесь, — пытаюсь снова вмешаться. — Вы говорите о переезде, о свадьбе... Но я не собираюсь бросать учёбу, да и ты тут живешь, ба. Я не могу просто так всё бросить и поехать с тобой, Максим. Что это вообще за решение такое? Для чего нам съезжаться?

Когда Максим переводит взгляд на меня, его выражение лица смягчается.

— Полина, я понимаю, это неожиданно, но так будет лучше. На расстоянии я не смогу заботиться о тебе и ребёнке.

Эти слова так странно слышать из его уст. Будто передо мной совершенно другой человек сидит, не тот, который там на катере уверенно повторял, что между нами быть ничего серьезного не может.

Мне хочется вскрикнуть, что он не знает меня, не понимает, в каком хаосе я оказалась. Это совсем не то, чего