- Ой, конечно! - Ката тут же подается ко мне, - Лер, прости, пожалуйста. Я совсем не подумала об этом, почему ты не сказала? В салон тебя потащила...

- Все было нормально, но теперь...уже нет. Если можно...

- Конечно-конечно! Я тебя провожу в твою спальню...

Ката мягко поворачивает меня на выход, но легче не становится. Мне сейчас даже за обман не стыдно, я вообще ничего не чувствую...кроме упорного, обжигающего взгляда в лопатки...

«Клетка»

Лера, около семи лет назад

- …Малыш?

Я слышу голос Ромы, а он по вискам бьет точно железный молот по наковальне. Мне плохо. Если честно, то я почти умираю, свернувшись в позе эмбриона посередине нашей огромной постели. Наверно, и по цвету подхожу ближе к пушистому покрывалу, в который, собственно, завернулась. Как в лаваш…

- Я тут, - отзываюсь тихо.

Тишина. Потом слышу, как ключи ложатся на комод, затем жужжит молния на его куртке. Тук-тук, он отставляет ботинки в угол. Потом берет что-то шуршащее и двигается в сторону спальни. Там, где я. По идее должна быть сексуальной, готовой ко всему. Как там было? Хорошая жена — это хозяйка на кухне, королева в гостях и шлюха в постели? Никогда не понимала эту фразу, конечно, никогда ее не одобряла. Она выглядит как-то...кхм, унизительно, по моему скромному мнению, но сегодня…честно, я бы хотела ее исполнить.

У нас годовщина. И как я встречаю своего мужа? На кухне потоп тире бомбежка, стол не накрыт, и вместо шлюхи в постели с сексуальным бельем и какими-нибудь еще прибамбасами из моего потайного пакетика, который я наполнила еще месяц назад в местном магазине для взрослых — его ждет тюлень. Нет, серьезно. Самый настоящий, серый тюлень с гладкой, влажной кожей, издающий характерные звуки из ванной комнаты…примерно раз в сорок минут.

Отлично.

Из груди вырывается обреченный стон, прячусь под одеяло. Через мгновение его шаги, которые все это время приближали неизбежность, останавливаются.

Рома молчит. Я тоже. Мне стыдно. Годовщина потрачена банальным образом: я отравилась креветками, пока готовила праздничный, романтический ужин. И никакие таблетки не спасают! По-прежнему очень хочется умереть…

- Эм…малыш? - озадаченно зовет меня, делает шаг в комнату, но снова останавливается. Издает короткий смешок, наверно, чешет затылок… - Там на кухне прям погром.

О боже…

Пищу от досады, обиды, от злости, в конце концов! Как можно было так облажаться?! И почему! Почему, господи-ты-боже-мой! Это случилось именно сегодня! Сейчас! Злой рок?! Да?!…

Рома улыбается. Я не вижу его, но чувствую по мягким, теплым волнам. Он подходит ближе, постель рядом со мной прогибается под его весом, а еще через мгновение я ощущаю тяжелую, но горячую, родную ладонь на своем боку.

- У тебя не получился ужин, ты психанула и теперь прячешься от меня?

Логично, но как бы не так!

Мотаю головой. Рома улыбается еще шире — и я снова это чувствую. Да и слышу в голосе.

- Хорошо…тогда это какая-то игра? Ты вызвала клининг, я твоя уборщица, а ты моя госпожа?

Во дурак, конечно…но это спасает. Я начинаю тихо смеяться.

- Нет, но идея мне нравится.

- Вылезай, - мягко говорит он, - Что случилось?

Я знаю, что он не будет сердиться. Он не такой мужчина, который начнет фыркать и глаза закатывать, это очевидно. С таким мужчиной я бы не смогла жить. Такой мужчина был бы слишком похож на моего отца, а я себе еще в детстве поклялась, что мой принц пусть будет каким угодно, но не таким же!

К тому же если честно, мне очень хочется на ручки…

Так это снова происходит. Я откидываю одеяло, ощущая себя маленькой-маленькой девочкой. В глазах стоят слезы, я пищу что-то вроде:

- Я отравилась…

И начинаю плакать, как ребенок…

Рома всего мгновение медлит. Озадачен, растерялся, но он быстро берет себя в руки. Сгребает меня в охапку, подтягивает к себе, обнимает нежно-нежно. Я замечаю огромный букет моих любимых, красных роз на полу — становится еще обидней…

- Все испортила…нашу годовщину…прости меня, пожалуйста. Я не хотела и…

- Тсс…за что ты извиняешься? - шепчет мне на ухо, потом отстраняется и убирает взмокшие волосы, хмурится, - Как ты себя чувствуешь?

- Пло-о-охо…

Рома поджимает губы, чтобы не рассмеяться.

- А если чисто физически?

- Не так пло-о-хо, как два часа назад, - вытираю глаза, как ребенок, кулачком.

А он улыбается мне. Открыто, нежно. Как только он умеет: когда я лажаю, поддерживая одной своей улыбкой...Подносит руки мои к губам, оставляет на них поцелуи. Тихо интересуется…

- Ты выпила какое-нибудь лекарство? Может быть, нужно в больницу?

- Я выпила. Не нужно.

- Хорошо…так. Хорошо, понял, - он кивает, потом поднимает глаза и жмет плечами.

Так просто, словно это само собой разумеющееся.

- Тогда план простой. Ложись в постель, включи какой-нибудь сериал, а я пойду приготовлю тебе бульон. Он же все лечит, правильно запомнил?

- Но ты не должен готовить, - шмыгаю носом, выпятив вперед нижнюю губу, - Не должен! Ты должен был прийти, увидеть мой крутой стол, а потом подняться в спальню и удивиться еще сильнее! Потому что я готовилась! Я тако-о-е купила! Все должно быть не так! Не так!

Мою истерику терпят без нареканий. Только улыбаться он не прекращает ни на мгновение, и глаза от меня не отводит. А потом до меня доходит еще кое-что…

- О боже! От меня, наверно, пахнет! А ты…о боже!!!

Я слабо отбиваюсь, уперевшись ему в грудь в попытках съехать с колен и забиться в дальний угол нашей постели. Рома смеется — он только сильнее к себе прижимает, и в какой-то момент я теряю надежду на сохранение хоть какого-то флера загадки и сексуальности этой ночью.

Расслабляюсь, откидываюсь назад, раскинув руки и ноги в стороны. Смотрю в потолок.

- Класс. Я должна быть красивой и сексуальной, а по факту что?! Я…

- Ты самая красивая женщина на свете, любимая.

Хмурюсь с сарказмом, опускаю на него глаза и фыркаю.

- Ну да. Моника Белуччи сейчас волосы себе только так рвала бы. Глядя на девочку-тюленя. Конечно.

Рома начинает тихо смеяться. Он прижимается лбом к моей груди, и это продолжается ровно до того момента, пока я не начинаю улыбаться. Только тогда он поднимает глаза и шепчет.

- Плевать на Монику Белуччи. Кто она рядом с тобой?