Столичной крепости нужна хозяйка, а мне — спутница, — начал перечислять он. — Думаю, вы представляете себе и набор качеств, и набор навыков, — она напряжённо кивнула, вслушиваясь в каждое слово, — и, естественно, мне потребуются наследники, и я ожидаю, что вы будете для них заботливой матерью, — она снова кивнула. — Излишне ли будет упоминать, — закончил свою речь он, — что лоббирование ниийских интересов…
— Излишне, — резко отбросила она его мысль, как мшистый мусор, сама смутилась этой резкости и добавила: — Я не дура.
Это он и сам успел заметить, но всё же не мог не упомянуть эту сторону их брака — ведь было очевидно, чего от неё ожидал её брат.
Однако, видимо, если он хотел от своей сестры покорности и лояльности — ему стоило действовать иначе. Принцесса явно не была намерена прощать то, как с ней обошлись.
Спустя минуту, обдумав его слова, Диэри резюмировала:
— Что ж, это стандартный набор требований к супруге благородного происхождения, — остро взглянув на Атьена, она уточнила: — И этого будет довольно, чтобы вы смогли забыть, чья я сестра и кто я по рождению?
Он опустил глаза. Как забыть, если каждый раз, глядя на неё, он слышал топот копыт, крики, прерывистые горькие слова о смерти брата?.. мысли и чувства его путались теперь, как клубы зябкого тумана в колючих еловых ветвях.
Атьен не умел управлять — этому учили брата — но умел договариваться. И он знал, что искусство дипломатии требует сейчас от него заявить что-то вроде: «Насколько быстро я смогу забыть — зависит от вас». Это был идеальный ответ, который совершенно чётко задаст тон их отношениям и поставит принцессу в положение, где это ей нужно стараться, добиваться и искать его благосклонности. Ко всему, этот ответ был так же и честен — Атьен ни кривил душой, сформулировав свою позицию именно так.
Но идеальный этот ответ никак не желал выговариваться, вязкой смолой сжимал горло.
Произнести его — означало продекларировать: «Да, ты виновата. Виновата без вины — по факту своего рождения, по факту своей сути. И ты должна искупить то, кто ты есть, и доказать, что тебя можно простить за это».
Он знал принцессу всего два дня — но его уважение к ней стало уже так глубоко, что он не мог продекларировать таких вещей.
— А вы полагаете, нужно это забыть? — наконец, поднял он на неё спокойный взгляд.
Диэри чуть прищурилась, пытаясь проникнуть в таинственный ход его мыслей. Она заметила и его заминку, и отсутствие декларации, которую ожидала.
— Я полагаю, — осторожно сказала она, настороженно отслеживая его реакции, — что прошлая моя жизнь теперь совершенно окончена, и меня саму с нею более ничего не связывает.
Атьен мысленно перевёл дух — умел же ниийский король нажить себе врагов! — и чуть заметно пожал плечами.
— Мне это только на руку, как вы понимаете, — резюмировал он.
Отвернувшись к окну, принцесса усмехнулась. Ему пришла в голову мысль, что она не только мужественна, но и весьма умна.
— Брак предполагает двусторонние отношения, — неожиданно для неё декларировал он, заставив её вздрогнуть и обернуться. — Я высказал свои ожидания — теперь настал ваш черёд, Диэриния.
Он твёрдо встретил её удивлённый взгляд. В конце концов, это она предлагала ему союзы, внушительно размахивая притом кочергой!
Поскольку он очевидно ждал ответа, она медленно выговорила, гипнотизируя его настороженным взглядом:
— Мои ожидания имеют сплошь негативную окраску, и я предпочла бы их не проговаривать, потому что предпочла бы, чтобы они не сбылись.
Отведя взгляд к своему окну, чтобы не смущать её, Атьен непринуждённым тоном отметил, вглядываясь в плывущие мимо пышные еловые ветви:
— Так ведь тогда их стоит называть не ожиданиями, а страхами?
Он не повернулся к ней, но распознал уже знакомую усмешку в голосе:
— Полагаю, так.
Хмыкнув, он быстро взглянул на неё — она так и не сводила с него настороженных глаз — и переспросил:
— А поделиться со мной вы ими не решаетесь, потому что ожидаете, что я почерпну в них идей, вдохновлюсь и воплощу их в жизнь?
К его удивлению, она улыбнулась почти искренне, и в глазах её заблестели живые искорки, которые делали её очень даже хорошенькой в этот момент.
— По совести сказать, — призналась она, — я начинаю надеяться, что нет.
Её улыбка показалась ему большим прогрессом — и он улыбнулся в ответ.
— Попробуем рискнуть? — он нарочно перешёл на шутливый тон, пытаясь снизить тем напряжение между ними. — Быть может, если вы поделитесь хотя бы небольшим вашим страхом — я смогу развеять его прямо сейчас?
Её улыбка сделалась скованной и нарочитой; она опустила взгляд. Он снова обратил своё внимание к окну, давая ей возможность собраться с мыслями и решиться.
Несколько минут в карете стояло молчание, затем Диэри скованно, медленно заговорила:
— Это не то чтобы именно «поделиться страхом», но у меня есть вопрос… — она запнулась, задумалась и высказала: — Ответ на который помог бы мне почувствовать себя спокойнее.
Он чуть повернулся к ней — всё ещё избегая прямого взгляда — и сделал приглашающий жест рукой.
Несколько секунд Диэри снова едва ощутимо шевелила губами — подбирая фразы — потом заговорила осторожно, как человек, который пытается выйти из глухой чащи наугад и боится обнаружить под следующим шагом скрытое болото:
— Ваше отношение ко мне изменилось, Атьен. И я прекрасно понимаю, почему сперва оно было столь враждебным — но совершенно не могу понять, почему оно теперь другое.
Она подняла на него внимательный настороженный взгляд. Ей действительно было вполне понятно, отчего он её ненавидит, и какую именно злость и боль он хотел сорвать на ней. Но чего она понять не могла — так это причин, по которым он отказался от своих планов. Она ни на грош не верила, что её отчаянные меры — кочерга и слова о союзе — могли поколебать его ненависть. И теперь, не в силах разобраться, что именно заставило его смягчиться, она отчаянно боялась, что всё переменится опять — но теперь уж к худшему — и она ничего не сумеет с этим сделать, потому что это не зависит от неё.
В глазах Атьена мелькнула растерянность — он не знал, что ей ответить.
Что осознал, как мерзко срываться на беззащитных? Но ведь он всегда это