Тишина снова обволакивает меня. Но теперь она не мирная, а тревожная. Наполненная эхом маминых слов и призраками из старой картонной коробки.

«На прогулку. Сейчас».

Я почти приказываю себе, поднимаюсь с дивана. Накидываю первое, что попадается под руку — вязаный просторный кардиган и удобные спортивные штаны ему в тон.

Выхожу из дома. Воздух и правда холодный, колючий, с примесью влаги от недавно прошедшего дождя. Я делаю первый глоток, потом второй. Легкие расширяются, голова немного проясняется. Иду, не глядя по сторонам, просто вперед, по знакомой дорожке к воротам.

Мне нужно просто идти. Ни о чем не думать. Слушать, как хрустит под ногами гравий, как щебечут где-то вдали птицы.

Я протягиваю руку, чтобы отодвинуть железную задвижку ворот, и замираю.

По ту сторону, прислонившись к столбу, стоит Юлия.

На этот раз никакого кашемира, никакого гламура. Джинсы, простые кроссовки, легкая ветровка. Волосы собраны в небрежный хвост. Лицо бледное, без макияжа, глаза покрасневшие, заплаканные. Она выглядит… юной. Испуганной. Совсем не той фурией, что орала на моем пороге.

Увидев меня, она выпрямляется, словно по команде. В ее позе читается напряжение, неуверенность.

— Лиза… — голос тихий и хриплый. — Можно я с вами поговорю? Всего на минуту.

Во мне всё сжимается. Инстинктивное желание — захлопнуть ворота, повернуться, уйти. Защитить свой крошечный островок покоя.

— Юля, вы всё уже сказали, — отвечаю я. Удивительно, но я не чувствую злости. Только глухую, изматывающую усталость. — Уходите, пожалуйста. Не надо новых сцен.

— Это не сцена! — она делает шаг вперед, и в ее глазах вспыхивает отчаянная мольба. Она похожа на затравленного зверька. — Я умоляю вас. Выслушайте меня. Пять минут. Я больше не приду, слово даю.

— Мне нечего вам сказать. И слышать от вас я ничего не хочу. То, что между вами и Павлом, это ваши проблемы. Меня это больше не касается.

Я отодвигаю задвижку до конца. Скрип железа кажется неестественно громким. Делаю шаг за ворота, намереваясь пройти мимо, сквозь нее, как сквозь пустое место.

— Я его люблю! — она выпаливает это с такой силой, что я невольно останавливаюсь. — Вы не понимаете! Это не просто так, не мимолетный роман!

Я медленно поворачиваюсь к ней. Смотрю на это молодое, искаженное болью лицо. И впервые вижу не расчетливую любовницу, а глупую, влюбленную девочку. Мне вдруг становится ее жаль. Такой же глупой, молодой и влюбленной когда-то была я.

— Юля… Какая разница, что вы его любите? Он был моим мужем. У нас трое детей. И сейчас четвертый будет. Ваша любовь ничего не меняет. Она лишь всех ранила. Оставьте меня в покое. Идите и любите его где-нибудь подальше от моего дома. Я же вам не мешаю… Не строю казней, не пытаюсь вернуть в семью. Он ваш. Забирайте. На здоровье!

Я поворачиваюсь, чтобы уйти. Ее следующий выкрик пригвождает меня к месту точнее любого приказа.

— Дело не во мне!

Спиной чувствую ее тяжелое, прерывистое дыхание.

— Дело не во мне, — повторяет она, и голос ее срывается. — Вся эта история… она началась не из-за меня. Она из-за Кристины.

Воздух вышибает из легких. Словно кто-то ударил меня под дых. Мир на секунду уплывает, теряет четкость. Я медленно, очень медленно поворачиваюсь.

Юля стоит, сжав кулаки, по щекам у нее текут слезы. Она больше не пытается их сдерживать.

— Кристина. Моя старшая сестра.

Время останавливается. Молодой Паша. И девушка с темными волосами, смотрящая на него с обожанием.

«И Кристина. Наша умница».

— Она погибла, — выдыхает она. — Погибла давно. А Паша… Паша так и не смог ее забыть. А я… я просто напоминаю ему о ней.

Глава 12. Лиза

Мир сужается до точки. До бледного, искаженного страданием лица этой девушки, которая во второй раз вторгается в мою жизнь. Звук собственного сердца бьет в ушах, и я понимаю, что это стучит кровь. Бешеными, неистовыми ударами.

Кристина…

Это имя висит в воздухе между нами, тяжелое, как надгробный камень. Оно не абстрактное. Оно теперь имеет лицо. Смугловатую кожу, темные волосы, умный, чуть раскосый разрез глаз с той старой фотографии. «Наша умница».

И это лицо — лицо ее сестры.

Я чувствую, как подкашиваются ноги. Инстинктивно отступаю на шаг назад, вглубь двора. Моя рука сама собой делает жест — заходи. Не потому, что я хочу ее видеть. А потому, что понимаю: если я сейчас не узнаю всё, этот осколок стекла, воткнувшийся мне в грудь, так и останется там, отравляя каждый мой вздох.

Юля замирает, не решаясь поверить. Потом робко переступает порог. Я захлопываю дверь ворот. Скрип железа звучит оглушительно громко в звенящей тишине моего личного апокалипсиса.

Я не веду ее в дом. Не могу допустить ее в свое святилище, которое она уже однажды осквернила. Я указываю на садовую скамейку под старой яблоней. Сама опускаюсь на противоположную, стараясь дышать глубже, но воздух не проходит дальше горла.

— Говори, — выдавливаю я, и мой голос чужд мне, он низкий, прокуренный, хотя я не курю. — Быстро и по делу. Кто такая Кристина? Еще раз.

Юля садится на край скамейки, прячет свои тонкие, беспомощные пальцы в карманы ветровки. Она выглядит девочкой. Запуганной и одинокой.

— Моя старшая сестра, — начинает она, и голос ее дрожит. — Они учились вместе с Пашей. В Политехе. Это была… любовь с первого взгляда. Ну, или около того. Все им завидовали. Они были такими яркими, такой идеальной парой.

Она говорит, а я слушаю, и передо мной, как в кино, проносятся кадры. Молодой Паша, с которым я только познакомилась. Красивый, умный, но всегда с какой-то грустинкой в глазах. Я списывала это на сложный характер, на усталость от учебы. А это была тень. Тень Кристины.

— Они планировали пожениться, — Юля глотает слезы. — Как только он получит диплом. А потом… потом она попала в аварию. Все случилось так быстро…

Я закрываю глаза. Теперь ясно, откуда эта папка с чертежами. Почему он ее хранил. Это была не просто память о работе. Это была память о времени, когда он был счастлив. По-настоящему.

А как же наш брак? Мы