Бедняжку Мейбелл затошнило как от предложения Черного Босуэлла, так и от его фигуры, распространяющей вокруг себя зловонное амбре. Возмущение в ней действиями разбойников росло с каждой минутой и, хотя юная леди Уинтворт не любила говорить обидных слов людям, но на этот раз желание поставить на место не в меру похотливого джентльмена удачи возобладало у нее над всеми прочими чувствами.

— Сэр, возможно актрисы театра Друри-Лейн находят вашу персону неотразимой, но поверьте, на свете нет таких драгоценностей, которые склонили бы меня к тому, чтобы терпеть ваши ласки, — с убийственной вежливостью сказала она Черному Босуэллу. — Вы, сэр, для меня противнее любой обезьяны, поэтому я не могу принять ваше любезное предложение.

Мейбелл удалось не на шутку задеть самолюбие Черного Босуэлла нелестным для него сравнением с представителями обезьяньего племени, и он взревел как раненый бык, наступая при этом на пятившуюся от него девушку.

— Как, я более противен вам, чем обезьяна! В таком случае, юная леди, вы отправитесь в Лондон сущей голодранкой, и я не оставлю вам даже пуговицы, скрепляющей вашу накидку.

Свои слова Черный Босуэлл подкрепил действиями — сдернул с пальца Мейбелл колечко тетушки Гортензии и сорвал с ее накидки позолоченную пуговицу, отчего ее накидка упала на землю и перестала прикрывать полуобнаженные плечи Мейбелл. Разбойник уставился полубезумным взглядом на прелестные округлости тела девушки, затем он чертыхнулся и угрюмо велел своим товарищам собираться в обратный путь. Мейбелл сумела своей строптивостью испортить ему все удовольствие от удачного наезда на беззащитную карету.

После ухода разбойников супруги Прайс и доктор Колин Дрейк начали горестно подсчитывать свои убытки. Заодно они упрекали Мейбелл в том, что она слишком вызывающе вела себя с главарем разбойников.

— Леди Мейбелл, вы вели себя крайне неосторожно с этим отъявленным головорезом! — сказал ей доктор Дрейк, осуждающе покачивая головой. — С такими людьми нельзя шутить, с ними надо обращаться с большой угодливостью, если вы хотите сохранить свою жизнь.

— Из-за вас Черный Босуэлл мог всех нас порешить! — воскликнула Анна Прайс, эмоционально ломая себе руки из-за пережитого страха.

— Однако же мы все целы! — устало ответила им Мейбелл, и зябко передернула своими голыми плечами. — Я слышала, Черный Босуэлл отличается алчностью, а не склонностью к кровопролитию, и, если бы я не дала ему твердого отпора, он бы меня изнасиловал. Ладно, что теперь говорить, главное — что мы все остались целыми и невредимыми после этого приключения.

— Но они забрали у нас все деньги. У нас нет ни форейтора, ни кучера. Как мы будем продолжать свой путь! — в отчаянии простонал адвокат Прайс.

— Судя по ровности дороги мы находимся уже неподалеку от Лондона, мистер Прайс, — ободряюще сказала ему Мейбелл, и достала из своих туфель две золотые монеты, которые она предусмотрительно засунула в обувь, наслушавшись рассказов о разбойниках от доктора Дрейка: — Этих денег хватит нам на ужин, а что качается форейтора и кучера, то вон они — пробираются к нам через кусты.

Кучер и форейтор действительно осторожно выглядывали из-за зарослей орешника, желая удостовериться, что разбойников нет. Убедившись в том, что опасность миновала они заняли свои места, и вся компания, успокоенная неунывающей Мейбелл, продолжила свой путь

Через полчаса путешественники достигли предместия Лондона и остановились в ближайшем приличном трактире, готовом принять своих посетителей в любое время дня и ночи. Щедрая Мейбелл заказала для все компании бургундское вино, раковый суп, хорошо сдобренную приправами баранью ногу, а на десерт пудинг из каштанов со взбитыми сливками. Прекрасная еда заметно подняла настроение супругов Прайс и доктора Дрейка, но у Мейбелл едва потом хватило денег на то, чтобы оплатить поездку до Сент-Джеймского дворца в наемной карете. Конечно, она могла бы провести ночь в своем лондонском доме и утром отправиться к королю, но девушка помнила о том, что ее промедление может стоить кому-то жизни, поэтому она решила поговорить с Яковым Вторым уже этой ночью, не откладывая важной для нее беседы.

Лондон окутал полный мрак, когда Мейбелл очутилась перед воротами Сент-Джеймского дворца, и лишь блеск звезд пронизывал своим светом темные тучи. Но Сент-Джеймский дворец, не смотря на позднюю пору, был хорошо освещен и оживлен. Привратники у ворот легко пропустили Мейбелл, не видя в ней никакой угрозы для королевской резиденции, но у самого дворца стража задержала подозрительную девушку без украшений, с покосившейся прической и в потрепанном дорожном платье. Но Мейбелл не считала придать себе более привлекательный вид; она стремилась вызвать у короля Якова сострадание, а не похотливое желание.

— Добрые люди, прошу вас, доложите обо мне королю, — скрывая свое волнение, сказала она стражникам. — Я леди Мейбелл Уинтворт, и мне нужно поговорить с его величеством по важному делу.

Ее имя оказало благотворное воздействие на стражников; сержант, несший в этот вечер караул, вспомнил, что король Яков обещал вознаграждение в тысячу фунтов тому, кто найдет для него эту девушку. И офицер проводил Мейбелл к парадной двери, предварительно переговорив со следующей охраной. За парадной дверью оказался небольшой вестибюль, охраняемый двумя гвардейцами короля. Эти гвардейцы пропустили Мейбелл на дубовую лестницу, ведущую в богато убранный зал, где современная отделка выгодно подчеркивала старинный интерьер, отчего помещение выглядело пышным и роскошным. Три мраморные ступеньки вели к широкому балкону, пол был устлан большим ковром пурпурного цвета и заставлен удобными креслами. На стенах было развешано старинное оружие, с ним соседствовала прекрасная живопись — портреты, религиозные сцены и пасторали. Многие холсты, вне всякого сомнения, принадлежали кисти великих художников. Все это великолепие мягко освещали многочисленные свечи, вставленные в позолоченные подсвечники.

Позади приемного зала находился кабинет короля Якова. Мейбелл увидела там тяжелое бюро у стены и бесконечные полки с книгами. Мебель в комнате была обита темно-коричневой кожей, но, тем не менее, она нисколько не казалась суровой, и вносила ощущение домашнего уюта.

— Его величество скоро к вам выйдет, — сказал с поклоном сопровождавший ее лакей, сменивший приведшего ее во дворец сержанта еще в вестибюле. Он вышел из комнаты и закрыл за собою дверь.

Мейбелл осталась одна в полутемном помещении, и она сразу ощутила, насколько здесь тихо. Девушка почувствовала все нарастающий страх, причину которого не могла толком объяснить. Ее так и подмывало схватить один бокал и заполнить его бренди из хрустального графина, стоящего на маленьком овальном столике возле кушетки. Без сомнения, король Яков имел повод быть ею недовольным из-за проявленной ею