Чем больше Мейбелл смотрела на Сару, тем больше жалость и сострадание разрывали ей сердце. Господи, кем же это надо быть, чтобы поднять руку на эту женщину, самое благородное и добрейшее существо на свете. Да, управляющий был прав, к ним в Гринхиллс нагрянули настоящие дьяволы, не знающие границ в творимом им зле. Мейбелл зарыдала и, опустившись на колени, прижалась щекой к руке Сары. Тогда веки Сары чуть дрогнули, она медленно открыла глаза, и когда она узнала девушку, то попыталась даже улыбнуться слабым подобием улыбки.

— Мейбл, как хорошо… что ты здесь, — с усилием прошептала умирающая. — Теперь… теперь мне не страшно за детей.

— Да, да, Сара, я позабочусь о них! — воскликнула Мейбелл, глотая горькие слезы, которые безостановочно текли по ее щекам.

Сара минуту передохнула, но что-то еще очень тревожило ее так, что она снова сделала над собою невероятное усилие, чтобы заговорить.

— Мейбл, и еще… пожалуйста, передай Фреду, что я была с ним счастлива, — на этот раз у Сары получилось просветленно улыбнуться. — Он не любил меня, но… относился ко мне так бережно и предупредительно, как если бы любил.

От нахлынувшего сердечного волнения Сара даже приподнялась со своего смертного ложа, чтобы тут же с болезненным стоном откинуться обратно и потерять сознание. Над умирающей графиней Кэррингтон склонился с молитвенником священник Вуд, и принялся шептать над нею последние молитвы. Мейбелл отошла назад: теперь душа Сары должна была перед смертью примириться с богом, хотя девушка была уверена в том, что добродетельная Сара всю свою жизнь прожила в согласии с богом и со своей совестью.

Через несколько минут священник Вуд скорбно возвестил Мейбелл и собравшейся дворне:

— Молитесь, добрые люди! Душа нашей любимой госпожи Сары покинула сей бренный мир.

Слуги начали рыдать и готовиться к предстоящим похоронам. Мейбелл тоже ничего не видя по дороге от своих слез пошла вслед за священником, чтобы в его доме повидаться с детьми. Мальчики засыпали ее тревожными вопросами, а маленькая Арабелла плакала и звала Сару. Мейбелл взяла дочь на руки и попробовала было ее успокоить, но малышка не унималась. Мейбелл сама чувствовала себя испуганным, потерянным ребенком перед лицом всесокрушающего горя, которое их постигло, но она постаралась успокоиться и взять себя в руки, понимая, что теперь все слуги ждут распоряжений от нее.

Следующие несколько дней прошли для Мейбелл как в тумане. Обитатели Гринхиллса похоронили тело Сары в семейном склепе Кэррингтонов, и в горести вернулись к своим повседневным делам. Мейбелл распорядилась выдать денежную помощь пострадавшим от набега драгун фермерам, а также снова подготовиться к поездке детей в Бристоль. Но сама она чувствовала, что не сможет отправиться вместе с ними в дом на Марш-стрит. Ее сердце все сильнее жгло горе и негодование на убийц Сары Эшби, и Мейбелл объявила священнику Вуду, что она отправляется в Лондон к королю Якову за правосудием.

— Его величество должен знать, какие преступления совершаются в нашем крае его именем! Уверена, он тогда покарает виновных, — твердо сказала Мейбелл, не догадываясь о том, что сам Яков Второй приказал своим слугам проявлять крайнюю жесткость к лицам, замешанными в мятеже Монмута.

Напрасно священник Вуд и управляющий Кэррингтонов отговаривали ее от этого рискованного намерения. Мейбелл окончательно решила попытаться прекратить гонения на мятежников, а также наказать убийцу Сары Эшби — капитана Руперта Дрейфуса. Она отдала свою карету слугам, сопровождающими детей в безопасный Бристоль, а сама выбрала себе самого выносливого верхового коня, намереваясь пересесть в наемный экипаж на ближайшем постоялом дворе.

Глава 15

Мейбелл весь день гнала своего коня мимо холмов и пустынных полей, почти не останавливаясь на своем пути. Перед ее глазами неотступно стояли те жуткие картины, которые ей пришлось наблюдать в недалеком прошлом — кровавая расправа над пленными сторонниками Монмута; измученное лицо графини Сары, на котором даже после смерти застыл отпечаток невыносимого страдания; горе и отчаяние жителей западных графств, ставших жертвой произвола королевских драгун. Сердце девушки готово было разорваться от этих ужасных воспоминаний, и от волнения она совсем утратила чувство времени, замечая лишь по положению солнца пору дня своего нелегкого пути. Миля пролетала за милей, а Мейбелл думала о том, что она имеет немалое влияние на короля Якова, и она просто обязана явиться к нему и постараться остановить тот жестокий беспредел, который нынче царил в Западной Англии. Девушка перебирала в уме те доводы, которые она смогла бы привести королю для смягчения участи мятежников, и настолько увлеклась этим занятием, что вовсе не чувствовала усталости.

Но так как все на свете имеет обыкновение подходить к концу, закончились и силы Мейбелл. Она остановилась поздним вечером в деревушке Хитстон на постоялом дворе «Лев и корона», где позволила себе короткий ночной отдых в достаточно комфортном номере для знатных постояльцев.

Утром Мейбелл спросила у хозяина постоялого двора, крепко сбитого мужчину средних лет, есть ли среди его постояльцев лица, направляющиеся в Лондон.

— А как же, имеются, леди. Они как раз завтракают в столовой, — ответил тот.

Мейбелл поспешила вниз и, по описанию хозяина постоялого двора, легко нашла нужных ей людей. Пожилой адвокат Бенджамин Прайс и его дородная супруга Анна возвращались в столицу после визита к своим провинциальным родственникам, и они были очень рады попутчикам, помогающим им скоротать далекую дорогу. Мейбелл легко договорилась со своими новыми знакомыми об проезде в их карете, и приготовилась вместе с ними отправиться в путь через час. Своего коня она оставила на постой с условием, что его заберут присланные ею слуги.

В назначенный час путешественники в полном составе вышли во двор, где их уже ожидала четырехместная карета, в которую запрягли коней разной масти. Дамы сели в карету первыми. За ними, кряхтя, взобрался адвокат Прайс, а последним к ним присоединился линкольнширский врач Колин Дрейк, закутавший свое горло, не смотря на летнюю жару, плотным платком. Компания подобралась весьма разношерстная, ни один путешественник ни в чем не походил на другого. Адвокат Бенджамин Прайс был весьма жизнерадостным человеком, который так и сыпал шутками различного рода. Его жена Анна Прайс трепыхалась, как курица при малейшем признаке опасности, угрожающей ее спокойствию, но она весьма гордилась своими золотыми браслетами с зелеными лазуритами и выставляла их напоказ при каждом удобном случае. Доктор Колин